Что характерно, он не первый удавшийся за прошлую неделю. Отчет не сейчас и не здесь. Впрочем, здесь наверное тоже, но все равно не сейчас. Но сейчас я просто хочу сказать, что ООООЧЕНЬ ДОВОЛЬНА.
Очки. Первые в жизни. Зато сразу две пары. И с моим случаем (оптометрист потратила на подбор около 40 минут) нихрена не бюджетно вышло. Но без них количество пропущенных опечаток и выпавших запятых какое-то совершенно непристойное. И я их реально не вижу. И шить без них уже нереально. Да, мне сказали, что это должно было случиться десятью годами раньше, но меня это как-то слабо утешает. А, да: готово будет не раньше 15 числа. Потому что сложный случай. Тьфутыпропасть (расстроилась, ушла)
В городе шторм. Крыши на этот раз целы (я про здания), деревья не очень. Машины, которые под ними стояли - тоже не очень. Бьянка видела в окно птицу, летевшую мало того что хвостом вперед, так еще и вверх ногами. Мне хватило посыпавшихся у соседей сверху с балкона цветочных горшков, начавших мой день. Кот весь день мается больной головой и просится на ручки. Что характерно, ко мне. Видит товарища по несчастью, вероятно.
- это когда между двумя рабочими встречами заходишь в магазин за уходовым средством, а в подарок к нему получаешь круглое зеркальце в металлической оправе, толщиной миллиметров шесть максимум, и - неожиданно - цвета сумочки, которая сейчас на плече. И сразу кажется, что день удался.
Дано: 1) программа фестиваля 2) дырка в пятке, корка с которой даже и не думает отпадать, и перспективы зарастания оной дырки где-нить до августа, если до окончательных результатов. 3) все имеющиеся у меня туфли с годной подошвой, кроме годной подошвы, имеют начисто негодную жесткую пятку. 4) все годные танго-туфли, кроме открытой пятки, которая то бывает, то не бывает, сделаны с открытыми пальцами. Которые с закрытыми - у тех жесткая сплошная пятка. что можно делать в интернетике в час ночи? выбирать босоножки модели шанель с гладкой подошвой. Последний тур прошли две пары. Сижу-страдаю...
Вчера случайно вымыла окно. То есть, когда я к нему подходила, я этого делать еще не планировала. Хорошо еще, что остановилась перед тем, как начала мыть не открывающиеся часть стеклопакета снаружи. Зато вымыла кроме стекол, рамы и подоконника, еще и все цветы. Не удивительно, что устала, тем более не сюрприз, что не заметила этого. Разумеется, замерзла. Конечно, почки все сказали, что могли и хотели. Естественно, еще и обсыпало. Само собой, завтрак мало того что стандартно в 14-00 (при начале дня в 10), так он еще и состоит из ржаного сухарика и чашки молока. Ожидаемо, кривые руки. Теперь у меня есть чистое окно и до вечера свободного от всех возможных дел времени. Учитывая дырку в пятке, я даже гулять пойти не могу.. даже в магазин и на почту - это точно не сегодня. *подумав* хотя последнее, возможно, скорее неплохо...
Вчера случайно вымыла окно. То есть, когда я к нему подходила, я этого делать еще не планировала. Хорошо еще, что остановилась перед тем, как начала мыть не открывающиеся часть стеклопакета снаружи. Зато вымыла кроме стокол, рамы и подоконника, еще и все цветы. Не удивительно, что устала, тем более не сюрприз, что не заметила этого. Разумеется, замерзла. Конечно, почки все сказали, что могли и хотели. Естественно, еще и обсыпало. Само собой, завтрак мало того что стандартно в 14-00 (при начале дня в 10), так он еще и состоит из ржаного сухарика и чашки молока. Ожидаемо, кривые руки. Теперь у меня есть чистое окно и до вечера свободного от всех возможных дел времени. Учитывая дырку в пятке, я даже гулять пойти не могу.. даже в магазин и на почту - это точно не сегодня. *подумав* хотя последнее, возможно, скорее неплохо...
Бонпри - косорукие слепые уроды, у которых маркировка размера не совпадает с не то что с размеров, а от раза к разу между собой. В прошлый раз у них EU 42 был похож на 48-50, как и положено, в этот, ТА ЖЕ САМАЯ ВЕЩЬ похожа на 56. Отправить назад никак, потому что в обозначенные сроки для возврата я - все еще с дыркой в ноге - должна была хромать на почту повторно в день получения. А это и так квест на полдня. Списала в убытки деньги и время, расстроилась.
вчера весь вечер копалась с травником. Дайри все сожрал, кроме названий трав. Открыла пост, увидела и... ну ой. Ну да.
В разум мы пришли примерно в одно время, я раньше всех, только и успела проморгаться, как Серафима зашевелилась и заоглядывалась, потом Ирина на коечке привстала, а Фотиния последней, как допела, так и глаза открыла. Я Ирине-то со своего места и говорю, ну то есть как говорю - только и счастья, что не шепотом, ляжь назад, говорю, и не елозь, пока не навернулась, не первый заход у тебя, знать должна. Фотиния, слышу, лежит, дышит ровно, хоть и похрипывает, Серафима вроде и не встает, однако же вертится. Посопела, поерзала - слышишь, говорит, Е-се-ния, а дальше-то чего ждать. Я ей - лежи, говорю, отдыхай, у тебя есть на то день или ночь, что нам сейчас стало, а потом будет возврат, на него силы понадобятся. А потом... - и задышалась. Ирина вместо меня подхватила - а потом, говорит, еще один возврат, и после него уже отдыхаем дней несколько, пятерик или больше, как пойдет. Серафима нас послушала, тихо, не шевелясь - а, говорит. Ага. И замолчала. Какое-то время тихо было, потом Фотиния спрашивает - Ирина, как ты думаешь, какое правило сейчас читать, дневное или вечернее? Ирина привстать дернулась, в окно посмотреть, потом передумала, видимо. Может, и утреннее, говорит, сейчас узнаем. И правда, узнали. В бокс дверь открылась, сначала колеса стало слышно, потом шаги, приехала тележка, с ней пришли сестра и санитарка - девочки, говорят, умываться и завтракать. Ну умываться понятно, горячие салфетки с ивовой корой, в смысле, в отваре вымоченные, одна для рук, другая для лица, а с зубами пришлось по облегченному порядку обойтись: отвар мяты, шалфея и дубовой коры в стаканчиках нам подали, я рот прополоскала и в закрытую плевательницу выплюнула, и инокини также. А на завтрак уже сил-то нет, самой ложку не удержать, не то что чашку, так нам из поильника дали овсяную кашку жидкую - не каша, так, питье - так мы и ту пить вспотели, как сестры ушли, мы дремать стали. А когда глаза открыли, солнце на полу уже большой квадрат золотом залило, так что не меньше доли отдыхали мы, медсестричка опять пришла, разбудила нас - девочки, говорит, укройтесь хорошо, сейчас проветривать буду. Мы-то с Ириной одеяла сразу натянули до глаз, Фотиния, на нас глядя, тоже укрылась по уши, а Серафима, гляжу, так лежит. Ты чего, спрашиваю? холодно же еще. А она знай улыбается - солнце, говорит, весной пахнет. Медсестра на нее посмотрела, головой покачала, нахмурилась, но не сказала ничего. Проветрила по часам, на градусник настенный глянула, окно закрыла и ушла. Смотрю, Серафима-то встать пытается. Я ей - ты куда? Она - а по нужде, ничего, дойду. Я ей - девка, да ты никак сдурела, звони в звонок, проси судно, куда тебе сейчас на коридор в таком виде, все стены сосчитаешь и с полом поцелуешься. А она улыбается - так-то, говорит, целоваться не грешно, а может и минует. И встала, и пошла даже. И смотрю я - и правда идет, но как-то странно, и что-то знакомое мне чудится в том, как она переступает. А потом мотнуло ее, и хорошо так мотнуло. Какая бы другая на ее месте за спинку кровати рукой бы уцепилась, а эта свободной ногой, носочком, позади себя притопнула, постояла - и опять идет. До двери доплыла, на коридор выкатилась, сестры, слышу, заквохтали, потом затихло, через время небольшое приводят ее назад две сестрички в масочках, резиновыми перчатками за плечи придерживают, а у нее лицо озадаченное, причем не тем, что они ей выговаривают, а чем-то своим. Привели, положили, укрыли - следите, говорят, инокини, на подвижницей вашей, чтобы она нам в коридоре своей инфекции не насеяла и чужой не нахватала. Ирина так в усмешечку в дверь уже закрытую говорит - она не подвижница, она строптивица. И ей уже - за нарушение режима, сестра, и оштрафовать могут. Ты монастырь-то в траты не вводи. Серафима и притихла, да грустно так, с тоской даже, по дыханию слышно, и стало совсем тихо, только слышу, Фотиния в своем углу тихонько шелестит шепотком, видимо, правило все-таки читает. Ирина к окну повернулась, и то ли молится молча, то ли дремлет. Улучила я момент, вижу, обе собой заняты, и Серафиме тихонько говорю - милая, а ведь ты роллетта, как же ты под постриг-то пошла? Даже не поленилась голову к ней повернуть ради ответа. А она улыбнулась, да так улыбнулась, что лучше бы слезам волю дала, и тихонько мелодию запела, без слов. А слова-то я и знаю, только подпевать не хочу. И не хочу, а слышу, как кто-то эту роллу поет, и голос глуховатый такой, как тростниковая свирель, невысокий, вкрадчивый... Помнишь, как ты меня ласкал… Как бьется сердце вновь без тебя, и слез сдержать нет сил. Надо начать всю жизнь сначала, счастье свое забыть, как тебя я любила Спи, мое бедное сердце, счастье ведь было случайно, прошлое все позабыто, мы сиротливо одни. Спи, мое бедное сердце, наша любовь это тайна, счастье назад не вернется, спи, усни Мне и хочется рот открыть, позвать ее, сказать чтобы раздышалась, а нечем, слова вроде и легкие, а каждое давит, да так, что кажется, уже не в постель вминает, а в пол. И чего-то даже не пасека вспомнилась и вечёрки наши над рекой и на опушке, а мил-дружок дорогой, который дорого обошедшийся, и к горлу подступает желание душу выдохнуть из тела* и закончить на этом. А краем сознания я понимаю - не мое оно, сколько б его ни было во мне сейчас - не мое, и причем не мое-то не мое, а наглое и сильное, поддайся ему, так слизнет в одно движение. А оно подступает и подступает, обволакивает, ведет, баюкает... Снова пришла пора ненастья… Как сердце бьется вновь без тебя, его унять нет сил Надо начать всю жизнь сначала, счастье свое забыть, как тебя я любила Спи, мое бедное сердце, счастье ведь было случайно, прошлое все позабыто, мы сиротливо одни. Спи, мое бедное сердце, наша любовь это тайна, счастье назад не вернется, спи, спи, спи… Гляжу - вот и двенадцатая, которую видно не было, Серафимина пятая, показалась, вот чей голос-то был, и к Серафиме руку протягивает и улыбается, молодая такая, юная даже, и городское платье-татьянка на ней, и сандалики с каблучком, а на платье по подолу цветущая водяника, а на шее - ожерелье японского жемчуга такое, что если не приглядываться - яблоневая ветка в цвету на шею брошена, с еле видными листиками, прозрачно-зелеными, и браслет к ожерелью парный, с бубенцом серебряным, на руке, и бубенец качается, качается да не звенит. Шалишь, думаю, милая, культуру никто не отменял, она на тебя еще не посмотрела, чтоб тебе к ней руку тянуть, мало ли кто кого приглашает, мало ли кто музыку заказывает, танцует тот, кто взгляд поймал, и не иначе, мало ли что ты Невея, была бы Жива, она бы к тебе может и повернулась, а так - и получше тебя танцоры есть, и мелодии поинтереснее найдутся. Да, говорю, я эту роллу знаю, с нее обычно последние круги* начинают, ей уж лет прилично, а к тебе-то это как относится? Серафима вздохнула - да как, говорит, относится, обыкновенно относится. На кругу встретились, лучше него никто не вел, легче меня никто не велся, последний пустой круг* всегда наш был, куда бы не пришли... Я-то немужняя, да и не то чтобы хотелось, но с ним - чего б и нет. Но танцевать-то, конечно, было интереснее. А потом он как-то все позже и позже на круг приходить стал, гляжу, и ноги нечеткие, и спина поплыла, и ведет не точно... Мне бы перестать с ним танцевать, да все же привыкли, что лучший тут он, после него ко мне и не подойдет никто. А позориться-то на кругу, знаешь, тоже радости мало, вот я однажды ему между кругами и говорю - ты, дорогой, как-то все-таки хоть в музыку иди, может быть. А он мне - раз такая умная, то веди сама. Я его спрашиваю - а если поведу? А он мне и ответствует - а чтобы мной командовать, у меня уже жена есть. Я ему - а, говорю, ну ладно. Развернулась и с круга ушла. И в том же месяце постриглась. Пока в малую схиму, но другого пути не осталось мне. Только в келью, а там и в лодку. Как же, говорю, не осталось. Малая схима - не затвор, монахиням ролле обучать никто не запрещал, им другое нельзя. Гляжу - а за Живой-то, за Невеей, то есть, еще одна тень соткалась. Явился, не запылился, командир всем армиям, ветров младший брат, всех пропащих голов спаситель, государевым людям ночной кошмар, роллонам и роллеттам пример. Плечом сестру отодвинул, перед Серафиминой постелью на корточки присел - доверься, говорит, мне, и этот круг твой будет. И руку ей предлагает, как для танца. А она его увидела и руку ему подает. Я и ахнуть не успела, как у них сладилось, и ее подхватило-понесло, смотрю, улыбается, вытянулась вся, дышит ровно и сильно... так-то из рассудка уходить, конечно, дело опасное, ну да в этот раз как ни есть, а вроде удачно сошлось. Я от Серафимы отвернулась, гляжу, а Ирину тоже подхватило и понесло, да нехорошо как. Плачет и прощения у кого-то просит, и сетует, что имен не знает, и молиться не может, почти в голос. И судя по ней, много их. А Фотиния как правило читала, так и читает, только голос стал трудный, хриплый и вдох нехороший, мокрый. Я было привстала посмотреть, гляжу - а вокруг уже не бокс, и даже не клиника, а дом наш в Мещере, ну то есть не наш, а матери и сестер, но чудится мне что наш, и что стою я на пороге, и с руках у меня узелок с военным, что в сидор не влезло, а мать на меня из горней смотрят, а сестры, взрослые уже, лет по двадцать пять, мимо меня глядят, и мать мне говорит - тебя убить или покалечить, за то, что ты всю семью опозорила? И начинает - и про госпиталь, и что я там лежала под кем ни попадя, и про пять лет с мужиками, и что как у меня совести хватило на себя георгиевские кресты прицепить, и что я теперь семье за этот позор по гроб жизни должна, если они вообще меня примут, и что место мне не на лавке со всеми у стола, а в сподней у помойного ведра, там и жрать, там и спать, и из дома ни ногой дальше сеней, и то только в нужник, потому что за мной шалавой глаз да глаз, пока я ей ублюдка не спроворила в дом, а я все это слушаю и с места сдвинуться не могу, а потом что-то меня толкает - вижу, опять помощничек нежданый явился, теперь меня спасать. Тут-то я и вспомнила, что я спасенная с тринадцати лет. Прошлы-то разы я все объяснять рвалась, что не та шалава, которая сама выбирает, с кем ей быть, а та шалава, которой все равно, с кем, и что за меня выбирать мне, когда и кому девство отдавать, надо не было, тем более если ты мать, и что это вот оно самое-то блядство и есть, а не то, что я на отречение пошла, чтобы старому козлу сорокалетнему, едва в доростки войдя, не сдаться, тем более что денег его я бы и не увидала, он мне сам сказал, что он уже заплатил, и кому, и сколько. И все достучаться пыталась, что сестры побираться пошли не потому, что за меня заплатили, а я убежала в церковь и там спряталась, а потому что денег заплаченных ему назад не отдали, а куда мать их дела, бог ее знает, во всяком случае в доме от того не прибыло. И каждый раз как объяснять рвалась, потом только хуже было, ни разу не удалось. А тут, гляди-ка, помощь подошла, откуда не ждали. Я на него посмотрела через плечо - спасибо, ава, говорю, я уже. Развернулась и пошла. Она за мной, а я бегом. Бегу по улице, и чего-то и Мещера не Мещера, и улица не улица, и мать не мать, а какая-то пакость в чешуе на двух ногах, со змеиной головой, тело малюсенькое, всей твари только пасть и ноги, страшно, что догонит и сожрет, и я бегу, со всей дурацкой мочи, а ноги путаются, заплетаются, в глазах от страха темнеет... рванулась я из последних сил - вокруг опять бокс, темным-темно, инокини по койкам, Ирина и Фотиния дышат хрипло, тяжко, страшно, а Серафима смеется. ---- *выдохнуть из тела душу - прием, который знают все лекарки и лекари, обеспечивающий легкую и безболезненную смерть в течение десяти-пятнадцати минут после его применения *круг - несколько мелодий, связанные одной темой, которые танцуют, не меняя партнера, круг аналогичен танде в культуре милонги. Также кругом называется само место, где роллу танцуют. *последний пустой круг - несколько последних групп мелодий - кругов - оставляется для лучших танцоров, для того, чтобы все могли их видеть, это помогает совершенствовать технику и находить новые идеи для танца остальным танцующим, финальный круг (после последних) снова танцуют все желающие, причем стараются пригласить именно тех, кого хотелось, но не удалось пригласить в течение вечера.
А мне обещали принести лонган О_о. Погуглив его, я даже радуюсь уже, что аннона не взошла. А вот лептоспермум взошел, и они такие мелкие, что даже страшно снимать с них колпак на проветривание. Ашваганды тоже вылезли - и думают сидят. Эустома взошла самая простая, синяя, лиловая всходить не захотела. Кроме нее, не взошло много всего, о чем жалею, они были бы интересные - но, видно, не судьба. Коколобы вылезли две штуки, тоже размер... того, внушает. Позавчера в горшке с гранатом кто-то вырос. Я на него посмотрела внимательно - кажется, цитрусовый, но не признался, кто такой и откуда. "Я тебя не знаю, но я тебя посею", короче. В ЖЖ вчера раздавали эту радость. Вот так вот запросто. Ну можно ли было не взять? Но я уже задумываюсь о пределе вместимости подоконника...
linkis.com/vestirossii.com/poli/EwU0u Не, ну а что. Хорошее же решение. Преступлений действительно будет меньше. И проблем с внеплановым беременностями не будет. И аборты не понадобятся, да-да-да.
А у нас весь Питер белый. А еще мерзлый и мокрый. Потому что на улице +1 и снегодождь с ветром. И у меня сегодня две встречи в городе. А у меня на стекле в комнате сидит охреневшая от счастья зеленая поденка и смотрит наружу.
ни фига я сегодня на улицу не пойду. Нет у меня настроения летать. А тем более - вместе с более мелкими предметами. Подожду до завтра. ЛЕД С КАРЬЕРА СДУЛО НАФИГ ВЕСЬ 0_O Хренассе "мелкие предметы", сезон улетел!