Убравши две чашки чая с сахаром, бутербродами с сыром и сладким печеньем, я приободрилась и решила, что раз уж начала от аза, надо и дальше говорить во всех деталях, чтобы во-первых, в дороге людей занять, а во-вторых, чтобы Нежате меньше бояться, как в клинику приедем. Нежата тоже выглядела пободрее и ей явно не терпелось слушать дальше, интересно было больше, чем страшно, так что пока план мой работал.
Кондуктор музыку выключил, микрофон нам поставил, вдохнула я, потом выдохнула.... ну вот, говорю, заикнулась я про семнадцатый год, а начать придется чуть заранее, все-таки с седьмого. Седьмой год, как я сказала уже, унес пять жизней из каждых шести в России, не разбирая ни пола, ни возраста. Начатые было карантинные меры замерли по причине отсутствия средств, и прежде всего человеческих, для их проведения, и люди спасали себя, как могли, сами. В первую волну испанки самым действенным средством людям казалась водка, и любой встреченный живой человек, способный стоять на ногах, был наверняка пьян, даже если это был годовалый ребенок. Так было всюду, кроме совсем дальних хуторов в Финляндии, Лифляндии и Курляндии, и части усадеб Малороссии и Петербургского округа, в которых люди благородных сословий, заблаговременно узнав о приближении эпидемии, догадались закрыть ворота и выставить стражу. Поветрие было коротким, неделя или две - и выжившие могут хоронить мертвых. Ну то есть, если хватит сил, то могут. А надо вам сказать, судари и сударыни, а также дамы и господа, что после той трепки, которую задает испанка человеку, такая задача, как выкопать лопатой яму и сложить туда умершего, а потом засыпать яму землей, посильной вовсе не кажется, да и не является, на самом деле, потому что слабость после настоящей испанки некоторым из вас известна в соотношении один к восьми, по самочувствию в первый день после прививки вакцины ПГИ, пневмококк-гепатит-испанка, защищающей вас от трех самых неприятных из легко распространяющихся болезней, отнимающих у человека силы, радость жизни и способность к труду. В нынешнем виде она появилась на свет в тысяча девятьсот тридцать третьем году, и ею завершилась работа по производству гражданских вакцин, прививку которыми любой житель империи может получить по своему желанию за разумную цену. Но давай договорим про седьмой год, тогда много важного случилось. В том году похоронный обряд был изменен так, чтобы людям в любом состоянии оставалась возможность собрать близкого и проводить его в последний путь, а не оставлять мертвое его тело зверям, птицам и насекомым. В том страшном году все имеющиеся рыбачьи и прогулочные лодки были использованы оставшимися в живых для отдания мертвых тел воде и захоронения в океане. После этого водные прогулки и самостоятельный лов рыбы иначе чем с берегов рек и водоемов был надолго прекращен за неимением для этого средств передвижения. Лодки, которые были сделаны за время с восьмого по десятый год, пригодились, к сожалению, в десятом году для тех же целей. К пятнадцатому году, когда гробовое дело было полностью заменено лодочным, прогулки вдвоем на лодке, бывшие способом проявления взаимных симпатий настолько же распространенным, как теперь танцы и прогулки в саду, полностью вышли из обычая, по причинам несовместимости с новым взглядом на приличия и гигиену. Тот же седьмой год дал не проходящую до сих пор в городах моду на женскую вуаль для женщин всех сословий и на кротовки* для мужчин, и сильно изменил привычки одеваться как для благородных людей, так и для простых. К десятому году промышленники* поняли всю опасность и невыгодность появления больных людей в цехах и ввели практику кратковременных отпусков по болезни с сохранением рабочего места без выплат за заболевшими. Эти меры, включая повальное и поголовное пьянство, привели к тому, что в тысяча девятьсот десятом году умерли уже не пять из шести, а всего лишь каждый второй. Но к этому времени испанки уже боялись, причем боялись больше сыпного тифа, который приходил за ней следом, и вокруг поветрий создалось множество самых диких суеверий, люди были готовы любого кашляющего или чихающего человека сжечь вместе с его домом.
Ну, Нежата спросила, - это все понятно, а кто же решил все менять?
Марксисты, - сказала я. Они предложили свою программу защиты населения от болезней. И первым делом потребовали от Думы оплатить разработку вакцин. Но для испытания новых вакцин нужны были живые люди, а подвергаться риску желающих было очень немного, и хотя по монастырям нашлось какое-то количество братьев и сестер, готовых принять на себя этот труд, их было, конечно, недостаточно. И тогда марксисты обратились к Обществу призрения сирот и предложили испытывать вакцины на подопечных Общества. И получили согласие. Разумеется, малолетние дети не были готовы отдать свою жизнь ради блага других людей, ребенку хочется жить и быть счастливым предметно и каждый день, и это привело к повальным бегствам из домов призрения, и появлению множества беспризорных детей на улицах. Но это была только одна беда с детьми. А второй бедой было то, что родители, ослабленные болезнью, посылали детей вместо себя на работу, и хорошо если на достойную. Отцы посылали сыновей воровать и убивать, а матери посылали дочерей продавать свое тело. Те же самые родители, выздоравливая, отказывали детям в самостоятельности и пытались вновь подчинить их семейному укладу. Временами доходило до страшного, но чаще все-таки дети покидали семью и оказывались на улице в возрасте, в котором выжить самостоятельно и легально для ребенка не представляется возможным. Детей было жалко всем, кроме марксистов, но никто не знал, что с этим делать. Учредительное собрание создало статус доростка, позволяющий ребенку частично определяться со своей жизнью самостоятельно, но этого не было достаточно. Полиция устраивала облавы на уличных детей и помещала их в клиники, где им вводили вакцины насильно. Выжившие оправдывались по суду и избегали наказания за воровство, проституцию и бродяжничество, но это были слишком небольшие поблажки и доставались они очень дорогой ценой, поэтому дети убегали из семей, воровали, умирали на улице, но не сдавались полиции и не искали место в доме призрения малолетних. Все изменил пример Петра Курземова, мальчика из ленской губернии, которого мы теперь знаем, как владыку Виссариона, первого действительного гражданина России. Он, убежав из семьи, пришел пешком в монастырь и пять дней стоял на коленях на пороге храма, пока не был выслушан, а затем провел на коленях еще двенадцать суток, умоляя постричь его в монахи и тем отречь от семьи и отцовской воли, чтобы не вовлекаться по настоянию отца в грех воровства. Он же, по достижении совершеннолетия, начал борьбу за статус действительного гражданина, позволяющий ребенку в любом возрасте, на основании руководства свыше, отделить дурное от доброго и отказаться участвовать в распространении и продлении семейной скверны, в которой живет семья, заменив руководство родительское, негодное, на руководство Отечества и царя. В десять лет Виссарион испросил благословения настоятеля, получил его и ушел в город в клинику, где добровольно принял все образцы новых вакцин, и с божьей помощью преодолел все болезни, от которых эти вакцины должны были защищать людей. О том есть книга "Дневник монаха", она переиздается постоянно и ее можно приобрести в каждой клинике в инфекционном отделения и в каждом прививочном кабинете. Он же в тысяча девятьсот двадцать четвертом году, будучи девятнадцати лет от роду и девять лет в постриге, разработал процедуру отречения в настоящем ее виде, и перечислил все обязанности и права действительного гражданина, среди которых полный список принятых прививок стоит на втором месте, потому что скверна телесная в виде поветрий следует за скверной духовной и сопровождается грязью телесной так же явно, как грязью помыслов. Он и сейчас жив, и хотя считается человеком тяжелого нрава, до сих пор берет под опеку отреченных и защищает их в судебных тяжбах, давая себе труд отвечать на все письма и направлять прошения в земские суды, и может даже озаботиться личным присутствием на заседании.
Нежата хихикнула - да, в газете писали в прошлом году, что он клюкой побил заседателя и двух присяжных в Екатеринбурге... Но это ты все про историю, а про прививки что же?
Так эта история, - сказала я - и есть то, без чего прививок бы не было. Вот мы с тобой сейчас все еще говорим про тысяча девятьсот десятый, ну пусть одиннадцатый, год. Поветрие прошло и схлынуло, опять оставив после себя мертвые тела, еле ползающих от слабости живых, запертые изнутри усадьбы с напуганными господами и вымершие деревни и села, а в городах обозленных марксистов и хмурых купцов, женщин в вуалях и мужчин с повязанными платками или кротовками лицами. К этому времени врачи уже начали и продолжали свою войну с болезнью и человеческой глупостью, ее питающей. Их цеховая спесь, временами оправданная, а временами ничем не подкрепленная, кроме ее же самой, подверглась серьезнейшему испытанию в виде конкуренции с лекарями и знахарями, которые тогда не были организованы, как теперь, в институт доврачебной помощи населению, и тем более не владели какими-то общими для всех знаниями, а потому вредили не реже, чем помогали. Кроме того, каждый знахарь и каждая знахарка работали под собственную ответственность, если это так вообще можно назвать, и ни их товарищи по цеху, ни кто другой никак не могли повлиять на их решения. А вот они на умы влияли, и очень сильно, причем не только в сельской местности, куда врачи ехали работать мало и неохотно, но и в городе, особенно среди малоимущих, не имеющих денег на оплату визита к врачу и желания доверяться благотворительной земской больнице, в которой примерно тот же риск смерти сопровождался еще и отрывом от родных стен. И влияли они на умы самым прискорбным образом, побуждая людей поститься, отнимая у себя последние силы, и бормотать чушь вместо молитв, вместо того, чтобы мыться и содержать в чистоте дом, заниматься физическими упражнениями и дышать свежим воздухом. Это уже не говоря про то, что они давали вместо лекарственных средств и лечебных сборов.
Нежата посунулась вперед и в микрофон сказала - так их же, таких-то знахарей, должны были гонять вилами за это вот все, как же к ним ходили-то?
Я вздохнула - да вот ходили... в лотерею люди играют же. И, платя за билеты по рублю, надеются на выигрыш дом купить, а тут жизнь, возможность дышать и смотреть на свет, и не за такое уцепишься. Марксисты, тем временем, развивали свою деятельность, и пошли "в народ", то есть, начали ездить в зараженные местности, особенно те из них, кто переболели и выжили. Люди тогда не знали о том, что у испанки много лиц, и считали, что она, как и любое другое поветрие, опасна человеку только до первой встречи с ней. До создания комплексной вакцины оставалось еще больше пятнадцати лет. И те марксисты, которые приезжали в села и деревни, настраивали народ против всех целителей и знахарей без разбора. В результате их речей и призывов люди поднимали целителей на вилы и принуждали покидать поселения. Так и вышло, что теперь любой специалист доврачебной помощи, лекарь или лекарка, живут рядом с селом, но не в селе, а если в городе, то в отдельном доме или флигеле, но никак не вместе с другими жильцами. Сложившийся уклад позволил встретить поветрие тысяча девятьсот пятнадцатого года хотя бы в какой-то готовности, и несмотря на то, что оно по разрушительной силе было равно с тем, что упало на Россию в седьмом году, если не сильнее, жизней оно унесло в три раза меньше, чем могло бы и в два раза меньше, чем первое поветрие, седьмого года, то есть не более чем двоих из каждых пяти. Но оно было самым печальным из всех бывших, потому что именно оно унесло жизнь государя, государыни и всех их детей одновременно, погибли и великие княжны и цесаревич, и свита. Это случилось в Тобольске, куда император направился с благотворительным визитом. В Тобольск они прибыли уже больные, и город был третьи сутки охвачен поветрием, так что помочь им было некому, и даже узнать их среди умерших никто не озадачился, и поэтому Николай Второй с супругой и детьми захоронены в океане, вместе с другими жертвами поветрия.
Ага, сказала Нежата, а со знахарями-то что было? И как из них лекарей сделали?
Ну как, сказала я. Марксисты-то и нынешние мастера поговорить про равенство, хотя после войны они и попримолкли, чтоб дураками не выглядеть, а тогдашние были горлопаны что надо, высшего качества. Но кроме как горло драть и призывать развешать на фонарях всех, кто с ними не согласен, и требовать от других дать своих денег на то, чего им хочется иметь просто так, или своего времени на то, чтобы все было как им нравится, толку-то от них как от петуха на дворе: только что горло дерет, да яйца портит, а без него все куда тише и толковее, но марксист - не петух, с плетня не сопнешь. Так что к началу третьего поветрия народ они накрутили против знахарей так, что те по лесным заимкам попрятались и в села носу не казали. Но когда поветрие началось, за ними же в леса пришли, причем в леса шли чуть не всем селом и с кем-то из городских горлопанов во главе.
Нежата опять к микрофону наклонилась: Ена, не поняла я. То есть, и людей лечить знахарь не моги, и болезнь отогнать изволь, потому что должен, так, что ли?
Ну да, говорю я ей, марксисты же, они и теперь такие.
Ну хорошо, Нежата спрашивает - а делать-то что им было?
А это, говорю, марксистов не заботило, им надо было чтобы им сделали как им хочется, а кто, как и какой ценою - то забота не их. Купцов и промышленников заставили за вакцины заплатить? заставили. Монахов и малолетних детей заставили те вакцины принять? заставили. Благородное сословие заставили занять рабочие места, пустующие из-за поветрий? заставили. Земства принудили завести прививочные кабинеты? принудили. Сельчан и рабочих накрутили против знахарей? накрутили. Знахари разбежались, вот и их принуждать пошли. Но нашлась женщина, которая их переломила. Аксинья Белая ее звали, и жила она тут, в Петербургском округе, около Луги где-то. Когда поветрие пришло и за ней пришли, она успела прежде них, всех заболевших на свой двор забрала и кумачовые ленточки на забор вывесила. К ней идут, а она уже внутри, свою карантинную зону сделала, вот так. Заболевших она поила клюквенным морсом, кормила льняным и овсяным толокном и медом, и так многих спасла, умерло у ней из всех лежавших не больше пяти, а через руки прошло несколько сотен. После того она поехала в Петербург, нашла Ульянова и потребовала, чтобы его последователи или принимали деятельное участие в жизни заболевших, или прекратили агитацию против тех немногих, кто способен если не исцелить, то хотя бы облегчить страдания людей. И марксисты переменили программу в отношении целителей, потребовав от медицинского сообщества принять во внимание народную традицию излечения и родовспоможения, а также ухода за больными, и обеспечив народных лекарей общим для всех минимальным набором медицинских знаний.
Так получилось, что знахари начали одновременно учиться лечебному делу и ухаживать за вакцинированными, помогая им по мере сил преодолеть привитое им с вакциной заболевание. Их замечания и наблюдения были собраны сначала в ежегодный журнал, а к двадцать четвертому году - и в книгу. За эти девять лет прививки разделились на два разных правила. Одно из них - общегражданское, и по нему прививались до войны и после все желающие, за свои деньги. Это правило позволяет избежать заболеваний, мешающих жить и работать отдельному человеку, но не убивающих заболевшего. Да, переболев, не все могут жить так же хорошо, как жили до заболевания, но переболеть и умереть - это разные вещи. Второе правило - избранное, по нему прививаются действительные граждане, военные и медики.
Нежата опять сунулась в микрофон: Ена, а военные-то почему?
Но ответить я не успела, вошел кондуктор и сказал - барышни, извольте обедать, караван приехал в Дубровку, у нас час.
На обед подали разводной* бульон, белые сухарики, паштет и рис. И чай с конфетами.
---
*кротовка - маска, закрывающая нос и рот, из шкурок крота, используется один сезон, после чего сжигается
*промышленник - владелец производства
*разводной - растворимый из концентрата
Кондуктор музыку выключил, микрофон нам поставил, вдохнула я, потом выдохнула.... ну вот, говорю, заикнулась я про семнадцатый год, а начать придется чуть заранее, все-таки с седьмого. Седьмой год, как я сказала уже, унес пять жизней из каждых шести в России, не разбирая ни пола, ни возраста. Начатые было карантинные меры замерли по причине отсутствия средств, и прежде всего человеческих, для их проведения, и люди спасали себя, как могли, сами. В первую волну испанки самым действенным средством людям казалась водка, и любой встреченный живой человек, способный стоять на ногах, был наверняка пьян, даже если это был годовалый ребенок. Так было всюду, кроме совсем дальних хуторов в Финляндии, Лифляндии и Курляндии, и части усадеб Малороссии и Петербургского округа, в которых люди благородных сословий, заблаговременно узнав о приближении эпидемии, догадались закрыть ворота и выставить стражу. Поветрие было коротким, неделя или две - и выжившие могут хоронить мертвых. Ну то есть, если хватит сил, то могут. А надо вам сказать, судари и сударыни, а также дамы и господа, что после той трепки, которую задает испанка человеку, такая задача, как выкопать лопатой яму и сложить туда умершего, а потом засыпать яму землей, посильной вовсе не кажется, да и не является, на самом деле, потому что слабость после настоящей испанки некоторым из вас известна в соотношении один к восьми, по самочувствию в первый день после прививки вакцины ПГИ, пневмококк-гепатит-испанка, защищающей вас от трех самых неприятных из легко распространяющихся болезней, отнимающих у человека силы, радость жизни и способность к труду. В нынешнем виде она появилась на свет в тысяча девятьсот тридцать третьем году, и ею завершилась работа по производству гражданских вакцин, прививку которыми любой житель империи может получить по своему желанию за разумную цену. Но давай договорим про седьмой год, тогда много важного случилось. В том году похоронный обряд был изменен так, чтобы людям в любом состоянии оставалась возможность собрать близкого и проводить его в последний путь, а не оставлять мертвое его тело зверям, птицам и насекомым. В том страшном году все имеющиеся рыбачьи и прогулочные лодки были использованы оставшимися в живых для отдания мертвых тел воде и захоронения в океане. После этого водные прогулки и самостоятельный лов рыбы иначе чем с берегов рек и водоемов был надолго прекращен за неимением для этого средств передвижения. Лодки, которые были сделаны за время с восьмого по десятый год, пригодились, к сожалению, в десятом году для тех же целей. К пятнадцатому году, когда гробовое дело было полностью заменено лодочным, прогулки вдвоем на лодке, бывшие способом проявления взаимных симпатий настолько же распространенным, как теперь танцы и прогулки в саду, полностью вышли из обычая, по причинам несовместимости с новым взглядом на приличия и гигиену. Тот же седьмой год дал не проходящую до сих пор в городах моду на женскую вуаль для женщин всех сословий и на кротовки* для мужчин, и сильно изменил привычки одеваться как для благородных людей, так и для простых. К десятому году промышленники* поняли всю опасность и невыгодность появления больных людей в цехах и ввели практику кратковременных отпусков по болезни с сохранением рабочего места без выплат за заболевшими. Эти меры, включая повальное и поголовное пьянство, привели к тому, что в тысяча девятьсот десятом году умерли уже не пять из шести, а всего лишь каждый второй. Но к этому времени испанки уже боялись, причем боялись больше сыпного тифа, который приходил за ней следом, и вокруг поветрий создалось множество самых диких суеверий, люди были готовы любого кашляющего или чихающего человека сжечь вместе с его домом.
Ну, Нежата спросила, - это все понятно, а кто же решил все менять?
Марксисты, - сказала я. Они предложили свою программу защиты населения от болезней. И первым делом потребовали от Думы оплатить разработку вакцин. Но для испытания новых вакцин нужны были живые люди, а подвергаться риску желающих было очень немного, и хотя по монастырям нашлось какое-то количество братьев и сестер, готовых принять на себя этот труд, их было, конечно, недостаточно. И тогда марксисты обратились к Обществу призрения сирот и предложили испытывать вакцины на подопечных Общества. И получили согласие. Разумеется, малолетние дети не были готовы отдать свою жизнь ради блага других людей, ребенку хочется жить и быть счастливым предметно и каждый день, и это привело к повальным бегствам из домов призрения, и появлению множества беспризорных детей на улицах. Но это была только одна беда с детьми. А второй бедой было то, что родители, ослабленные болезнью, посылали детей вместо себя на работу, и хорошо если на достойную. Отцы посылали сыновей воровать и убивать, а матери посылали дочерей продавать свое тело. Те же самые родители, выздоравливая, отказывали детям в самостоятельности и пытались вновь подчинить их семейному укладу. Временами доходило до страшного, но чаще все-таки дети покидали семью и оказывались на улице в возрасте, в котором выжить самостоятельно и легально для ребенка не представляется возможным. Детей было жалко всем, кроме марксистов, но никто не знал, что с этим делать. Учредительное собрание создало статус доростка, позволяющий ребенку частично определяться со своей жизнью самостоятельно, но этого не было достаточно. Полиция устраивала облавы на уличных детей и помещала их в клиники, где им вводили вакцины насильно. Выжившие оправдывались по суду и избегали наказания за воровство, проституцию и бродяжничество, но это были слишком небольшие поблажки и доставались они очень дорогой ценой, поэтому дети убегали из семей, воровали, умирали на улице, но не сдавались полиции и не искали место в доме призрения малолетних. Все изменил пример Петра Курземова, мальчика из ленской губернии, которого мы теперь знаем, как владыку Виссариона, первого действительного гражданина России. Он, убежав из семьи, пришел пешком в монастырь и пять дней стоял на коленях на пороге храма, пока не был выслушан, а затем провел на коленях еще двенадцать суток, умоляя постричь его в монахи и тем отречь от семьи и отцовской воли, чтобы не вовлекаться по настоянию отца в грех воровства. Он же, по достижении совершеннолетия, начал борьбу за статус действительного гражданина, позволяющий ребенку в любом возрасте, на основании руководства свыше, отделить дурное от доброго и отказаться участвовать в распространении и продлении семейной скверны, в которой живет семья, заменив руководство родительское, негодное, на руководство Отечества и царя. В десять лет Виссарион испросил благословения настоятеля, получил его и ушел в город в клинику, где добровольно принял все образцы новых вакцин, и с божьей помощью преодолел все болезни, от которых эти вакцины должны были защищать людей. О том есть книга "Дневник монаха", она переиздается постоянно и ее можно приобрести в каждой клинике в инфекционном отделения и в каждом прививочном кабинете. Он же в тысяча девятьсот двадцать четвертом году, будучи девятнадцати лет от роду и девять лет в постриге, разработал процедуру отречения в настоящем ее виде, и перечислил все обязанности и права действительного гражданина, среди которых полный список принятых прививок стоит на втором месте, потому что скверна телесная в виде поветрий следует за скверной духовной и сопровождается грязью телесной так же явно, как грязью помыслов. Он и сейчас жив, и хотя считается человеком тяжелого нрава, до сих пор берет под опеку отреченных и защищает их в судебных тяжбах, давая себе труд отвечать на все письма и направлять прошения в земские суды, и может даже озаботиться личным присутствием на заседании.
Нежата хихикнула - да, в газете писали в прошлом году, что он клюкой побил заседателя и двух присяжных в Екатеринбурге... Но это ты все про историю, а про прививки что же?
Так эта история, - сказала я - и есть то, без чего прививок бы не было. Вот мы с тобой сейчас все еще говорим про тысяча девятьсот десятый, ну пусть одиннадцатый, год. Поветрие прошло и схлынуло, опять оставив после себя мертвые тела, еле ползающих от слабости живых, запертые изнутри усадьбы с напуганными господами и вымершие деревни и села, а в городах обозленных марксистов и хмурых купцов, женщин в вуалях и мужчин с повязанными платками или кротовками лицами. К этому времени врачи уже начали и продолжали свою войну с болезнью и человеческой глупостью, ее питающей. Их цеховая спесь, временами оправданная, а временами ничем не подкрепленная, кроме ее же самой, подверглась серьезнейшему испытанию в виде конкуренции с лекарями и знахарями, которые тогда не были организованы, как теперь, в институт доврачебной помощи населению, и тем более не владели какими-то общими для всех знаниями, а потому вредили не реже, чем помогали. Кроме того, каждый знахарь и каждая знахарка работали под собственную ответственность, если это так вообще можно назвать, и ни их товарищи по цеху, ни кто другой никак не могли повлиять на их решения. А вот они на умы влияли, и очень сильно, причем не только в сельской местности, куда врачи ехали работать мало и неохотно, но и в городе, особенно среди малоимущих, не имеющих денег на оплату визита к врачу и желания доверяться благотворительной земской больнице, в которой примерно тот же риск смерти сопровождался еще и отрывом от родных стен. И влияли они на умы самым прискорбным образом, побуждая людей поститься, отнимая у себя последние силы, и бормотать чушь вместо молитв, вместо того, чтобы мыться и содержать в чистоте дом, заниматься физическими упражнениями и дышать свежим воздухом. Это уже не говоря про то, что они давали вместо лекарственных средств и лечебных сборов.
Нежата посунулась вперед и в микрофон сказала - так их же, таких-то знахарей, должны были гонять вилами за это вот все, как же к ним ходили-то?
Я вздохнула - да вот ходили... в лотерею люди играют же. И, платя за билеты по рублю, надеются на выигрыш дом купить, а тут жизнь, возможность дышать и смотреть на свет, и не за такое уцепишься. Марксисты, тем временем, развивали свою деятельность, и пошли "в народ", то есть, начали ездить в зараженные местности, особенно те из них, кто переболели и выжили. Люди тогда не знали о том, что у испанки много лиц, и считали, что она, как и любое другое поветрие, опасна человеку только до первой встречи с ней. До создания комплексной вакцины оставалось еще больше пятнадцати лет. И те марксисты, которые приезжали в села и деревни, настраивали народ против всех целителей и знахарей без разбора. В результате их речей и призывов люди поднимали целителей на вилы и принуждали покидать поселения. Так и вышло, что теперь любой специалист доврачебной помощи, лекарь или лекарка, живут рядом с селом, но не в селе, а если в городе, то в отдельном доме или флигеле, но никак не вместе с другими жильцами. Сложившийся уклад позволил встретить поветрие тысяча девятьсот пятнадцатого года хотя бы в какой-то готовности, и несмотря на то, что оно по разрушительной силе было равно с тем, что упало на Россию в седьмом году, если не сильнее, жизней оно унесло в три раза меньше, чем могло бы и в два раза меньше, чем первое поветрие, седьмого года, то есть не более чем двоих из каждых пяти. Но оно было самым печальным из всех бывших, потому что именно оно унесло жизнь государя, государыни и всех их детей одновременно, погибли и великие княжны и цесаревич, и свита. Это случилось в Тобольске, куда император направился с благотворительным визитом. В Тобольск они прибыли уже больные, и город был третьи сутки охвачен поветрием, так что помочь им было некому, и даже узнать их среди умерших никто не озадачился, и поэтому Николай Второй с супругой и детьми захоронены в океане, вместе с другими жертвами поветрия.
Ага, сказала Нежата, а со знахарями-то что было? И как из них лекарей сделали?
Ну как, сказала я. Марксисты-то и нынешние мастера поговорить про равенство, хотя после войны они и попримолкли, чтоб дураками не выглядеть, а тогдашние были горлопаны что надо, высшего качества. Но кроме как горло драть и призывать развешать на фонарях всех, кто с ними не согласен, и требовать от других дать своих денег на то, чего им хочется иметь просто так, или своего времени на то, чтобы все было как им нравится, толку-то от них как от петуха на дворе: только что горло дерет, да яйца портит, а без него все куда тише и толковее, но марксист - не петух, с плетня не сопнешь. Так что к началу третьего поветрия народ они накрутили против знахарей так, что те по лесным заимкам попрятались и в села носу не казали. Но когда поветрие началось, за ними же в леса пришли, причем в леса шли чуть не всем селом и с кем-то из городских горлопанов во главе.
Нежата опять к микрофону наклонилась: Ена, не поняла я. То есть, и людей лечить знахарь не моги, и болезнь отогнать изволь, потому что должен, так, что ли?
Ну да, говорю я ей, марксисты же, они и теперь такие.
Ну хорошо, Нежата спрашивает - а делать-то что им было?
А это, говорю, марксистов не заботило, им надо было чтобы им сделали как им хочется, а кто, как и какой ценою - то забота не их. Купцов и промышленников заставили за вакцины заплатить? заставили. Монахов и малолетних детей заставили те вакцины принять? заставили. Благородное сословие заставили занять рабочие места, пустующие из-за поветрий? заставили. Земства принудили завести прививочные кабинеты? принудили. Сельчан и рабочих накрутили против знахарей? накрутили. Знахари разбежались, вот и их принуждать пошли. Но нашлась женщина, которая их переломила. Аксинья Белая ее звали, и жила она тут, в Петербургском округе, около Луги где-то. Когда поветрие пришло и за ней пришли, она успела прежде них, всех заболевших на свой двор забрала и кумачовые ленточки на забор вывесила. К ней идут, а она уже внутри, свою карантинную зону сделала, вот так. Заболевших она поила клюквенным морсом, кормила льняным и овсяным толокном и медом, и так многих спасла, умерло у ней из всех лежавших не больше пяти, а через руки прошло несколько сотен. После того она поехала в Петербург, нашла Ульянова и потребовала, чтобы его последователи или принимали деятельное участие в жизни заболевших, или прекратили агитацию против тех немногих, кто способен если не исцелить, то хотя бы облегчить страдания людей. И марксисты переменили программу в отношении целителей, потребовав от медицинского сообщества принять во внимание народную традицию излечения и родовспоможения, а также ухода за больными, и обеспечив народных лекарей общим для всех минимальным набором медицинских знаний.
Так получилось, что знахари начали одновременно учиться лечебному делу и ухаживать за вакцинированными, помогая им по мере сил преодолеть привитое им с вакциной заболевание. Их замечания и наблюдения были собраны сначала в ежегодный журнал, а к двадцать четвертому году - и в книгу. За эти девять лет прививки разделились на два разных правила. Одно из них - общегражданское, и по нему прививались до войны и после все желающие, за свои деньги. Это правило позволяет избежать заболеваний, мешающих жить и работать отдельному человеку, но не убивающих заболевшего. Да, переболев, не все могут жить так же хорошо, как жили до заболевания, но переболеть и умереть - это разные вещи. Второе правило - избранное, по нему прививаются действительные граждане, военные и медики.
Нежата опять сунулась в микрофон: Ена, а военные-то почему?
Но ответить я не успела, вошел кондуктор и сказал - барышни, извольте обедать, караван приехал в Дубровку, у нас час.
На обед подали разводной* бульон, белые сухарики, паштет и рис. И чай с конфетами.
---
*кротовка - маска, закрывающая нос и рот, из шкурок крота, используется один сезон, после чего сжигается
*промышленник - владелец производства
*разводной - растворимый из концентрата
-
-
04.03.2015 в 15:45Спасибо за историю!
-
-
04.03.2015 в 16:06-
-
04.03.2015 в 16:06а как же в таком случае страна осталась империей, если лишилась императорской семьи в полном составе?
-
-
04.03.2015 в 16:10-
-
04.03.2015 в 16:16-
-
04.03.2015 в 16:20-
-
04.03.2015 в 16:23-
-
04.03.2015 в 16:24и будет ли в этом рассказе подробнее про войну, в которой Есения участвовала (явно же на формирование уклада оно повлияло)?
-
-
04.03.2015 в 16:51-
-
04.03.2015 в 17:02(Впрочем, фамилия у неё говорящая, так что не договорено может быть весьма интересное).
-
-
04.03.2015 в 17:03-
-
04.03.2015 в 17:16Офф. Вот тока тока котика привила
-
-
04.03.2015 в 17:22-
-
04.03.2015 в 17:43-
-
04.03.2015 в 17:43-
-
04.03.2015 в 17:45-
-
04.03.2015 в 19:04-
-
04.03.2015 в 19:28-
-
04.03.2015 в 20:17-
-
04.03.2015 в 21:06-
-
04.03.2015 в 21:23-
-
04.03.2015 в 21:32-
-
05.03.2015 в 13:41-
-
07.03.2015 в 14:12а статус у них, у Белой и у Черного, какой в православии?
-
-
07.03.2015 в 14:14А статус... никакого у них нет статуса
-
-
07.03.2015 в 14:38а как православие к ним, к Белой и к Черному, относится? никак?
-
-
07.03.2015 в 20:50-
-
09.03.2015 в 20:48-
-
09.03.2015 в 21:29-
-
29.02.2024 в 05:27Посетите также мою страничку
hatsat.bget.ru/user/CarrollColston8/ открыть счет за рубежом пантеон про
33490-+