По хорошему, и тут бы не надо, но не сказать не могу.
У родителей, кажется, у матери, а не у отца, был сослуживец, звали его Герман. Фамилия была самая обычная русская, вот только что не Иванов. В старшем дошкольном возрасте он был найден бойцами Советской Армии в немецких окопах - живой, целый, даже не очень голодный. Это был, если я верно помню, 1944 год. Немцы забрали его с собой, найдя возле разрушенного дома, в котором вроде бы жила его семья, в самом начале оккупации. Они его с собой таскали все это время, и все это время мыли, кормили и даже играли с ним, в общем, относились хорошо. Германом, если что, назвали не немцы, свое имя он знал уже при встрече с ними, и когда солдат его спросил "как тебя зовут", он назвался, они засмеялись и взяли его с собой. В последний день, когда он видел живыми своих взрослых, с которыми пробыл едва не треть своей жизни, они велели ему спрятаться надежно, и не высовываться, пока не перестанут стрелять вообще. Попрощались, оставили его в укрытии и ушли. Он вылез на третьи сутки после того, как советская армия заняла позицию. Людей, которые на два года или около того заменили ему родителей, он больше не видел.
Фразу "враг - тоже человек" я услышала от него. В тринадцать, что ли, лет.
У родителей, кажется, у матери, а не у отца, был сослуживец, звали его Герман. Фамилия была самая обычная русская, вот только что не Иванов. В старшем дошкольном возрасте он был найден бойцами Советской Армии в немецких окопах - живой, целый, даже не очень голодный. Это был, если я верно помню, 1944 год. Немцы забрали его с собой, найдя возле разрушенного дома, в котором вроде бы жила его семья, в самом начале оккупации. Они его с собой таскали все это время, и все это время мыли, кормили и даже играли с ним, в общем, относились хорошо. Германом, если что, назвали не немцы, свое имя он знал уже при встрече с ними, и когда солдат его спросил "как тебя зовут", он назвался, они засмеялись и взяли его с собой. В последний день, когда он видел живыми своих взрослых, с которыми пробыл едва не треть своей жизни, они велели ему спрятаться надежно, и не высовываться, пока не перестанут стрелять вообще. Попрощались, оставили его в укрытии и ушли. Он вылез на третьи сутки после того, как советская армия заняла позицию. Людей, которые на два года или около того заменили ему родителей, он больше не видел.
Фразу "враг - тоже человек" я услышала от него. В тринадцать, что ли, лет.
Спасибо.
Жизнь вообще круче всех наших фантазий, домыслов, убеждений и предубеждений...
"Мы ходили в Гатчину, там были госпитали.
Мы пошли вокруг и видим – лестница и крыльцо. Мы туда зашли, поднялись, дверь открыли – и вдруг навстречу идет немецкий офицер.
Тут немного маминого рассказа, немного помню я.
Я в угол встал и мама прижалась. Офицер спустился вниз, посмотрел, подошел, погладил меня по голове – стойте здесь. Поднялся наверх – 2 буханки хлеба и 2 банки тушенки отдал. И вяк-вяк-вяк - пошли, мол.
Вот это был праздник большой! Это еще подтверждает, что не все немцы были фашистами, и не все немцы были немцами.
...
Я помню, что к нам в дом поселился немецкий офицер, итальянец. Я скажу аполитичную вещь – но воевали не немцы, воевали правители.
Мама была в положении. Он ей доставал воду, из погреба доставал картошку. Рассказывал про свою семью. Показывал фотографии детей, жены, своего жилища и так далее. Он относился к маме очень хорошо.
И однажды вечером он приходит, плачет. Она говорит – что случилось? Он говорит Фронт, фронт."
Можно его перепостить или лучше не стоит?
Сорри, предыдущий комментарий - это был я, комп внезапно разлогинился
А мои жили атак- в одном селе партизаны, а в соседнем полицаи. И братья разделились, а потом соединились.
Узнала, конечно, об этом я взрослой. Лет в 20 что ли.