Не люблю заводских бинтов, неряшливая эта марля какая-то. Вечно, как заводским бинтуешь, потом и отмачивать хуже, и рана не сохнет дольше, и рубцуется хуже, и рубец всегда если не комком соберется, так узлами пойдет после заводского бинта. И марлю не люблю, не предмет, а недоразумение: простоквашу через нее цедить - так сыворотка мутная, ребенку подгузник сделать - так ножки сопреют, от мух летних что накрыть - так сквозь редину яиц наоставляют, вроде и накрыто было, а есть нельзя. У бинта и марли заводских одно преимущество: кривыми руками когда перевязывают, она не сползает дольше полосы. Полоса-то аккуратности требует, чуть недотянешь - соскользнет, чуть перетянешь - от повязки вреда больше, чем пользы. Вот как Арьяна мне полоски показала, так я бинт и марлю и не люблю, поскольку руки у меня из правильного места растут и всюду, где надо, гнутся в верную сторону. В неверную, когда надо, тоже гнутся, ну да о том другой разговор. А хуже заводского бинта может быть только заводской бинт, положенный неумелыми руками. Но и хуже того бывает: это если заводской бинт, вот эдак намотанный, пару суток подержать на ране, не трогая вообще, да вне клиники, да без крустазина, или хотя бы биспорина. И по холодку-то, меж Горием-бородой* и Горием-рыжим, еще бы ничего, а вот по жаре это не просто хуже, это беда.
Вот мне эту беду-то на двор и принесли. Длинный возчик среди дня в калитку постучал - тетенька, не найдется ли полоски, поверх бинта положить. А у меня их почти полный короб нетронутых, вареных, каленых да глаженых*, жали в этот раз аккуратно, еле-еле треть ушла, и поля открыли хорошо, без крови даже. Заходи, говорю, сейчас посмотрим, что там и куда тебе класть надо. Ну, прошел он в дом, шкуру* свою стащил - а я смотрю, осторожничает с рукой-то, и шкура прорезана. Ну, значит, где-то нашел себе приключений с развлечениями. Шкуру приняла у него, сказала в горню подниматься, садиться к столу, шкуру на крючок за горкой повесила, к удочкам и прочему баловству, что у меня в углу стоит, на стол постелила новый лист*, руки сполоснула начисто, смотрю, он рубаху снимает - а она тоже прорезана и закорела. Да в месте таком неудачном, как раз под головкой плеча, ему толком ни рукой не шевельнуть, ни спиной. Давай, говорю, помогать тебе буду. Подхожу ближе, помочь расстегнуть-снять, смотрю - а он бледный аж в зелень, и губы обметаны. Ну, думаю, приплыли. Рубашку сняла с него - дорожная, льняная, она и сухая-то без кожанки дождь держит до получаса, а мокрая да закорелая вообще как хорошая кольчуга, ну и весит немногим легче. А он вообще сухой, не вспотел даже, причем на улице не сказать чтоб прохладно - а у него поверх рубахи-то еще и шкура возчицкая дорожная. Сняли с ним вместе с него рубашку-то... мама-Русь, Саян-бятька... бинт этот пакостный заводской, намотан кое-как, только вокруг раны за кровь присохлую и держится, в середине этой, прости господи, повязки, бурое пятно, по краям с прозеленью, в середке темное в черный аж - а остальное комками да петлями по плечу телепается. Мил человек, спрашиваю, кто ж тебя так перевязывал и когда? По тому, что я вижу, было то даже не позавчера. А он мне кивает - да, говорит, и правда, даже не позавчера, но сегодня вот опять кажется закровило, потому как жжется прямо как в первый день. Я ему так в усмешечку - ну, говорю, считай, что ты уже приехал в медпункт, потому как я хоть и на пенсии, а все равно медсестра, так что сейчас размочим да посмотрим, что у тебя там жжется. Он другой рукой на меня замахал: да ну, время тратить, у меня груз срочный, качусь без остановки с Твери, а гнать мне до Свири, мне бы побыстрее бы. Я гляжу, мужик-то совсем краев не видит - слушай, говорю ему, уже если тебя подперло так, что ты постучался к кому придется и попросил повязку подмотать, ну потеряй ты эти два часа, самому же легче рулить будет, ведь все равно ехать не можешь уже, так почему бы не сделать как следует. Он на меня так с подозрением смотрит - точно два часа? не больше? ну я только плечам в ответ пожала: у меня тут не клиника, оставить тебя у себя в доме лечиться я не то чтобы не могу, но если ты сам не попросишь, даже предлагать не стану, однако сказать тебе, что я найду под этой, с позволения сказать, повязкой, я тебе сейчас точно не могу, и не смогу, пока не отмочу. Но уже сейчас снаружи видно, что ничего хорошего, интересно только, насколько оно нехорошее - на два часа, на двое суток или на пару недель. Он аж скривился: ну вот, говорит, время, контракт, а я...
А я ему - а ты мало того что где-то в плечо поймал что не надо, так еще и со мной тут разговоры разговариваешь, вместо чтоб сразу согласиться нормально перевязать и быстро выяснить, насколько на самом деле ты тут застрял. Он так помолчал - а, говорит, и то верно. Давай, говорит, нормально перевяжи, раз медсестра. Ну я короб достала, воды взяла и пошла в сени, где у меня стоит бутылка, а в бутылке настойка, а настойка не простая, а составная, чтоб ее начать я к Радославе за сиренью белой бегаю, а потом таволгу, как зацветет, у себя в палисаде беру, а потом опять к Радославе бегу, за лилиями, а потом опять у себя беру тысячелистник, а потом опять к ней бегу, за поздними розами. Казенки*-то на это все немного надо, бутылки две, а возниии... с весны до самой осени. Одно зацветет - предыдущее вынимаешь, это кладешь, и так с конца мая по середину октября. В бутылке-то прошлогодняя, а этого года еще стоит, спеет, еще только лилии положила я. Ну в общем, прихожу с бутылкой, в воду налить, а он, смотрю, совсем скис, спиной к стене прислонился и сидит мешок-мешком. Ну делать нечего, развела в воде настойку, взяла деревянную ложку, дала ему тряпку, стала на повязку лить. Трогаю его за плечо-то - горячий, нехорошо. Пока зелье-снадобье свое дело делает, пошла к горке, достала градусник, - на, говорю, прижми, раз все равно сидишь. Он и глаза открыл - вот теперь, говорит, вижу что медсестра: чтобы в сельском доме да на отшибе градусник был - сколько по России катаюсь, ни разу такого сам не видал, и от дорожных не слыхал. Я плечом повела - значит, говорю, плохо смотрели. У всех баб-лекарок, какие не врут, а на бабьи святки* в общем котле кашу варят, градусники есть обязательно, руки руками, а точные данные оно всегда надежней. Он и растерялся - так я не понял, говорит, ты медсестра или лекарка? А чего тут непонятного, отвечаю - работала, так была медсестра, а на пенсию вышла, так лекарка стала, все просто. Достала стрижни лекарские* из горки, обрезала самое грязное и обтрепанное, оставила вокруг раны сколько-то свободного, чтобы присохлое лучше воду брало, первые отмокшие слои сняла, снова налила ложкой из миски на бинт, пошла за коробом. Пока не отмочишь же, не угадаешь, сколько полос понадобится, и каких, и полосы ли вообще, или прямо сразу корпия и лубок. А лишний раз короб открывать, где чистое, как-то не хочется - так вот и приходится его весь целиком таскать чуть что. В сподню сошла, достала короб-то с горки сверху, повернулась в горню подняться - смотрю, сомлел, по стене потек. Градусник забрала у него, посмотрела - беда дело, и не столько то беда, что столбик уже сильно за красной точкой*, сколько то, что он при этом мерзнет. Ну что делать, в светелку его поднимать уже никак, надо тут, на лавке, устраивать, но сначала перевязку закончить, а я еще этот бинт, будь он неладен, от раны не отняла. Сколько-то снялось, остальное опять я намочила, остального было лоскутка два или три, самые гадкие, потому что размачивать их надо вместе с кровяной коркой, которая в рану всохла, и одного мне счастья, что рана длинная, а не круглая, то есть внутри нее вряд ли что-то есть.
Ну, из миски залила опять, раскидушку ему дала накинуть, стала чайник ставить, чтоб сделать ему горячего попить, а вспоминаю, что у меня на этот случай есть такое, чтобы к месту и ко времени. Смотрю ему на плечо и спрашиваю - что ж ты, мил человек, везешь, что на дороге-то на нож напоролся? А он замялся так - да я не на дороге, говорит. О как свезло-то тебе, со срочным контрактом на руках не на дороге налететь на нож, говорю. Ну, видно что приключения тебя любят, а все ж занимательно, как тебе так помогло, только погоди говорить, пока слова собери, я в подполе брусники с медом возьму тебе попить сделать, и снадобий кой-каких. Смотрю, у него по всей морде пятна, где не белые там красные - стыдно ему и злобно одновременно. А мне и ладно: пока злится, пока стыдится, пока горюет - болезни не сдастся, живой. Ну я отвернулась, пока он дышал-сопел, подпол открыла, корчажку с брусникой в меду достала, да два горшочка маленьких, в одном березовый и сиреневый лист, тертые на гусином жире, а в другом масляная холодная вытяжка из хвоща, очанки и горца, растертая с японским древесным салом*, для таких случайностей, как вот эта, самое то. Корчажку на ступеньку поставила, для нее у меня специальная деревянная тарелочка есть, а то как из нее черпаешь, вечно бок обольешь и на столе лужа, а горшочки сразу на стол отправила. Гляжу, собрался гостенек-то, сидит почти прямо даже, можно попробовать остатки бинта снять. Подошла... а корка под бинтом, смотрю, отмокла, и из-под нее желтым сочится. Я верхних два лоскута сняла, говорю ему - ложись на лавку, мне так промыть удобнее будет, - а он мне пальцем грозит и головой крутит - неее, говорит, если я лягу, я отсюда дня три не встану, я себя знаю, а мне еще ехать. Я и руками развела - слушай, говорю, чтоб перевязать, надо промыть, промыть это можно только пока ты лежишь, ну подниму я тебя потом, давай сейчас проблем не делать на ровном месте. А пока лежишь, ты мне как раз и расскажешь, как это ты со срочным контрактом на руках нож в плечо поймал не на дороге. Смотрю - замялся, заерзал, ну я его аккуратненько уложила на лавку-то, на пол тряпку кинула, табурет под руку ему отставила, присела перед ним на пятки... ну рассказывай, говорю. Он ерзнул - а я как раз лоскуток приподняла, он и отпал. А под ним... ой светы ясны, зори росны... червей нет, и на том спасибо. Все мохры от бинта этого заводского, будь он неладен, в корку вкипели и в рану ушли, сиди их теперь по одному дергай. Так, говорю, мил человек, я не знаю, кто тебя порезал, дурак или негодяй, да оно и не настолько важно, хоть и любопытно - а вот тому, кто тебя так перевязал, ты уж при встрече, будь так добр, передай от Есении Легкоступовой большой привет и горячее пожелание больше в руки бинты никогда не брать, потому как я не знаю, на что эти руки заточены, но уж точно не на такую работу, и устроили нам с тобой эти руки целую горсть разных радостей - тебе мое общество на лишнюю долю, и вряд ли малую, а мне занимательное рукоделие и веселый разговор. Потому давай развлекай меня беседой, а я попробую поправить то, что тебе тут от большого умения и не меньшего ума натворено. Рассказывай давай по порядку, кто ты сам таков, кто тебя на дорожку к моей калитке натакал*, как так получилось, что ты ко мне пришел в засохшей кровище и с вот этим вот недоразумением вместо нормальной повязки, и зачем ты с этим счастьем в плече за руль сел.
Он как лежал, так руку здоровую в кулак зажал, и лицо у него стало сложное, видно, что не знает человек, то ли смеяться ему, то ли плакать, и стыдно ему и смешно, и обидно, и хвастливо - и все в один момент времени. Ничего, думаю, так-то оно лучше, чем в жару за рулем вариться и боль пополам с этим всем в себе кипятить. Ну и понукнула его, чтоб не задумывался, в его положении думать вредно - ну что, говорю, рассказывать будешь или как?
---
*Горий-борода, седой Горий - осенний день Гория, конец всех полевых работ и уборки на огородах
*полосы, перевязочный материал, которым пользуются в селе, сначала кипятят, потом сушат в предварительно выметенной и вымытой избе, затем выносят на солнце "калить" - прожаривать солнечным светом, и, наконец, проглаживают утюгом с двух сторон, после чего прямо там, где гладили (скорее всего, на столе в горней или в клети, ) скатывают в рулоны и убирают на хранение в берестяной короб.
*возчицкая шкура - куртка из толстой, чаще всего, свиной или бычьей, кожи, с косой (ее еще называют "татарской") застежкой на крючки и петли и воротником-стойкой, аналог известной нам косухи, с некоторыми конструктивными особенностями, рассчитанными на продуваемую, хоть и отапливаемую, кабину большегрузного автомобиля, в которой приходится проводить много времени. Обычно шкура бывает черного, темно-кроичневого, темно-синего, темно-красного или темно-фиолетового цветов.
*постелила новый лист - имеется в виду оберточная техническая бумага, используемая хозяйкой вместо скатерти.
*казенка - водка
*бабьи святки - профессиональный праздник целительниц, традиционное время встреч и обмена опытом сестер по ремеслу; длинный возчик не может не быть в курсе этого, поскольку на места встреч многие из баб добираются попутными машинами. Варить кашу в общем котле - часть традиции празднования бабьих святок, важная, но не единственная.
*стрижни - лезвия наподобие овечьих ножниц, только маленькие, лекарки ими пользуются вместо ножниц потому, что их проще стерилизовать в условиях сельской избы.
*красная точка на градуснике - температура 37,3, все показания выше считаются "серьезными" и предполагают возможные развития событий, с которыми удобнее иметь дело в клинике, чем в деревенской избе... а лучше вообще не иметь с ними дела.
*японское древесное сало - масло ши
*натАкать - научить, посоветовать, объяснить путь или способ действия
Вот мне эту беду-то на двор и принесли. Длинный возчик среди дня в калитку постучал - тетенька, не найдется ли полоски, поверх бинта положить. А у меня их почти полный короб нетронутых, вареных, каленых да глаженых*, жали в этот раз аккуратно, еле-еле треть ушла, и поля открыли хорошо, без крови даже. Заходи, говорю, сейчас посмотрим, что там и куда тебе класть надо. Ну, прошел он в дом, шкуру* свою стащил - а я смотрю, осторожничает с рукой-то, и шкура прорезана. Ну, значит, где-то нашел себе приключений с развлечениями. Шкуру приняла у него, сказала в горню подниматься, садиться к столу, шкуру на крючок за горкой повесила, к удочкам и прочему баловству, что у меня в углу стоит, на стол постелила новый лист*, руки сполоснула начисто, смотрю, он рубаху снимает - а она тоже прорезана и закорела. Да в месте таком неудачном, как раз под головкой плеча, ему толком ни рукой не шевельнуть, ни спиной. Давай, говорю, помогать тебе буду. Подхожу ближе, помочь расстегнуть-снять, смотрю - а он бледный аж в зелень, и губы обметаны. Ну, думаю, приплыли. Рубашку сняла с него - дорожная, льняная, она и сухая-то без кожанки дождь держит до получаса, а мокрая да закорелая вообще как хорошая кольчуга, ну и весит немногим легче. А он вообще сухой, не вспотел даже, причем на улице не сказать чтоб прохладно - а у него поверх рубахи-то еще и шкура возчицкая дорожная. Сняли с ним вместе с него рубашку-то... мама-Русь, Саян-бятька... бинт этот пакостный заводской, намотан кое-как, только вокруг раны за кровь присохлую и держится, в середине этой, прости господи, повязки, бурое пятно, по краям с прозеленью, в середке темное в черный аж - а остальное комками да петлями по плечу телепается. Мил человек, спрашиваю, кто ж тебя так перевязывал и когда? По тому, что я вижу, было то даже не позавчера. А он мне кивает - да, говорит, и правда, даже не позавчера, но сегодня вот опять кажется закровило, потому как жжется прямо как в первый день. Я ему так в усмешечку - ну, говорю, считай, что ты уже приехал в медпункт, потому как я хоть и на пенсии, а все равно медсестра, так что сейчас размочим да посмотрим, что у тебя там жжется. Он другой рукой на меня замахал: да ну, время тратить, у меня груз срочный, качусь без остановки с Твери, а гнать мне до Свири, мне бы побыстрее бы. Я гляжу, мужик-то совсем краев не видит - слушай, говорю ему, уже если тебя подперло так, что ты постучался к кому придется и попросил повязку подмотать, ну потеряй ты эти два часа, самому же легче рулить будет, ведь все равно ехать не можешь уже, так почему бы не сделать как следует. Он на меня так с подозрением смотрит - точно два часа? не больше? ну я только плечам в ответ пожала: у меня тут не клиника, оставить тебя у себя в доме лечиться я не то чтобы не могу, но если ты сам не попросишь, даже предлагать не стану, однако сказать тебе, что я найду под этой, с позволения сказать, повязкой, я тебе сейчас точно не могу, и не смогу, пока не отмочу. Но уже сейчас снаружи видно, что ничего хорошего, интересно только, насколько оно нехорошее - на два часа, на двое суток или на пару недель. Он аж скривился: ну вот, говорит, время, контракт, а я...
А я ему - а ты мало того что где-то в плечо поймал что не надо, так еще и со мной тут разговоры разговариваешь, вместо чтоб сразу согласиться нормально перевязать и быстро выяснить, насколько на самом деле ты тут застрял. Он так помолчал - а, говорит, и то верно. Давай, говорит, нормально перевяжи, раз медсестра. Ну я короб достала, воды взяла и пошла в сени, где у меня стоит бутылка, а в бутылке настойка, а настойка не простая, а составная, чтоб ее начать я к Радославе за сиренью белой бегаю, а потом таволгу, как зацветет, у себя в палисаде беру, а потом опять к Радославе бегу, за лилиями, а потом опять у себя беру тысячелистник, а потом опять к ней бегу, за поздними розами. Казенки*-то на это все немного надо, бутылки две, а возниии... с весны до самой осени. Одно зацветет - предыдущее вынимаешь, это кладешь, и так с конца мая по середину октября. В бутылке-то прошлогодняя, а этого года еще стоит, спеет, еще только лилии положила я. Ну в общем, прихожу с бутылкой, в воду налить, а он, смотрю, совсем скис, спиной к стене прислонился и сидит мешок-мешком. Ну делать нечего, развела в воде настойку, взяла деревянную ложку, дала ему тряпку, стала на повязку лить. Трогаю его за плечо-то - горячий, нехорошо. Пока зелье-снадобье свое дело делает, пошла к горке, достала градусник, - на, говорю, прижми, раз все равно сидишь. Он и глаза открыл - вот теперь, говорит, вижу что медсестра: чтобы в сельском доме да на отшибе градусник был - сколько по России катаюсь, ни разу такого сам не видал, и от дорожных не слыхал. Я плечом повела - значит, говорю, плохо смотрели. У всех баб-лекарок, какие не врут, а на бабьи святки* в общем котле кашу варят, градусники есть обязательно, руки руками, а точные данные оно всегда надежней. Он и растерялся - так я не понял, говорит, ты медсестра или лекарка? А чего тут непонятного, отвечаю - работала, так была медсестра, а на пенсию вышла, так лекарка стала, все просто. Достала стрижни лекарские* из горки, обрезала самое грязное и обтрепанное, оставила вокруг раны сколько-то свободного, чтобы присохлое лучше воду брало, первые отмокшие слои сняла, снова налила ложкой из миски на бинт, пошла за коробом. Пока не отмочишь же, не угадаешь, сколько полос понадобится, и каких, и полосы ли вообще, или прямо сразу корпия и лубок. А лишний раз короб открывать, где чистое, как-то не хочется - так вот и приходится его весь целиком таскать чуть что. В сподню сошла, достала короб-то с горки сверху, повернулась в горню подняться - смотрю, сомлел, по стене потек. Градусник забрала у него, посмотрела - беда дело, и не столько то беда, что столбик уже сильно за красной точкой*, сколько то, что он при этом мерзнет. Ну что делать, в светелку его поднимать уже никак, надо тут, на лавке, устраивать, но сначала перевязку закончить, а я еще этот бинт, будь он неладен, от раны не отняла. Сколько-то снялось, остальное опять я намочила, остального было лоскутка два или три, самые гадкие, потому что размачивать их надо вместе с кровяной коркой, которая в рану всохла, и одного мне счастья, что рана длинная, а не круглая, то есть внутри нее вряд ли что-то есть.
Ну, из миски залила опять, раскидушку ему дала накинуть, стала чайник ставить, чтоб сделать ему горячего попить, а вспоминаю, что у меня на этот случай есть такое, чтобы к месту и ко времени. Смотрю ему на плечо и спрашиваю - что ж ты, мил человек, везешь, что на дороге-то на нож напоролся? А он замялся так - да я не на дороге, говорит. О как свезло-то тебе, со срочным контрактом на руках не на дороге налететь на нож, говорю. Ну, видно что приключения тебя любят, а все ж занимательно, как тебе так помогло, только погоди говорить, пока слова собери, я в подполе брусники с медом возьму тебе попить сделать, и снадобий кой-каких. Смотрю, у него по всей морде пятна, где не белые там красные - стыдно ему и злобно одновременно. А мне и ладно: пока злится, пока стыдится, пока горюет - болезни не сдастся, живой. Ну я отвернулась, пока он дышал-сопел, подпол открыла, корчажку с брусникой в меду достала, да два горшочка маленьких, в одном березовый и сиреневый лист, тертые на гусином жире, а в другом масляная холодная вытяжка из хвоща, очанки и горца, растертая с японским древесным салом*, для таких случайностей, как вот эта, самое то. Корчажку на ступеньку поставила, для нее у меня специальная деревянная тарелочка есть, а то как из нее черпаешь, вечно бок обольешь и на столе лужа, а горшочки сразу на стол отправила. Гляжу, собрался гостенек-то, сидит почти прямо даже, можно попробовать остатки бинта снять. Подошла... а корка под бинтом, смотрю, отмокла, и из-под нее желтым сочится. Я верхних два лоскута сняла, говорю ему - ложись на лавку, мне так промыть удобнее будет, - а он мне пальцем грозит и головой крутит - неее, говорит, если я лягу, я отсюда дня три не встану, я себя знаю, а мне еще ехать. Я и руками развела - слушай, говорю, чтоб перевязать, надо промыть, промыть это можно только пока ты лежишь, ну подниму я тебя потом, давай сейчас проблем не делать на ровном месте. А пока лежишь, ты мне как раз и расскажешь, как это ты со срочным контрактом на руках нож в плечо поймал не на дороге. Смотрю - замялся, заерзал, ну я его аккуратненько уложила на лавку-то, на пол тряпку кинула, табурет под руку ему отставила, присела перед ним на пятки... ну рассказывай, говорю. Он ерзнул - а я как раз лоскуток приподняла, он и отпал. А под ним... ой светы ясны, зори росны... червей нет, и на том спасибо. Все мохры от бинта этого заводского, будь он неладен, в корку вкипели и в рану ушли, сиди их теперь по одному дергай. Так, говорю, мил человек, я не знаю, кто тебя порезал, дурак или негодяй, да оно и не настолько важно, хоть и любопытно - а вот тому, кто тебя так перевязал, ты уж при встрече, будь так добр, передай от Есении Легкоступовой большой привет и горячее пожелание больше в руки бинты никогда не брать, потому как я не знаю, на что эти руки заточены, но уж точно не на такую работу, и устроили нам с тобой эти руки целую горсть разных радостей - тебе мое общество на лишнюю долю, и вряд ли малую, а мне занимательное рукоделие и веселый разговор. Потому давай развлекай меня беседой, а я попробую поправить то, что тебе тут от большого умения и не меньшего ума натворено. Рассказывай давай по порядку, кто ты сам таков, кто тебя на дорожку к моей калитке натакал*, как так получилось, что ты ко мне пришел в засохшей кровище и с вот этим вот недоразумением вместо нормальной повязки, и зачем ты с этим счастьем в плече за руль сел.
Он как лежал, так руку здоровую в кулак зажал, и лицо у него стало сложное, видно, что не знает человек, то ли смеяться ему, то ли плакать, и стыдно ему и смешно, и обидно, и хвастливо - и все в один момент времени. Ничего, думаю, так-то оно лучше, чем в жару за рулем вариться и боль пополам с этим всем в себе кипятить. Ну и понукнула его, чтоб не задумывался, в его положении думать вредно - ну что, говорю, рассказывать будешь или как?
---
*Горий-борода, седой Горий - осенний день Гория, конец всех полевых работ и уборки на огородах
*полосы, перевязочный материал, которым пользуются в селе, сначала кипятят, потом сушат в предварительно выметенной и вымытой избе, затем выносят на солнце "калить" - прожаривать солнечным светом, и, наконец, проглаживают утюгом с двух сторон, после чего прямо там, где гладили (скорее всего, на столе в горней или в клети, ) скатывают в рулоны и убирают на хранение в берестяной короб.
*возчицкая шкура - куртка из толстой, чаще всего, свиной или бычьей, кожи, с косой (ее еще называют "татарской") застежкой на крючки и петли и воротником-стойкой, аналог известной нам косухи, с некоторыми конструктивными особенностями, рассчитанными на продуваемую, хоть и отапливаемую, кабину большегрузного автомобиля, в которой приходится проводить много времени. Обычно шкура бывает черного, темно-кроичневого, темно-синего, темно-красного или темно-фиолетового цветов.
*постелила новый лист - имеется в виду оберточная техническая бумага, используемая хозяйкой вместо скатерти.
*казенка - водка
*бабьи святки - профессиональный праздник целительниц, традиционное время встреч и обмена опытом сестер по ремеслу; длинный возчик не может не быть в курсе этого, поскольку на места встреч многие из баб добираются попутными машинами. Варить кашу в общем котле - часть традиции празднования бабьих святок, важная, но не единственная.
*стрижни - лезвия наподобие овечьих ножниц, только маленькие, лекарки ими пользуются вместо ножниц потому, что их проще стерилизовать в условиях сельской избы.
*красная точка на градуснике - температура 37,3, все показания выше считаются "серьезными" и предполагают возможные развития событий, с которыми удобнее иметь дело в клинике, чем в деревенской избе... а лучше вообще не иметь с ними дела.
*японское древесное сало - масло ши
*натАкать - научить, посоветовать, объяснить путь или способ действия
Мда. Как же оно знакомо.
Спасибо, терпеливо жду продолжения
с интересом жду продолжения, ага
Какая тут Есения..
Спасибо!
Мне очень нравится то, что и как ты здесь делаешь.
Досада, вот умеешь же ты заинтриговывать! У меня уже все любопытство исчесалось в ожидании новой сказки
34-летняя мать умирает от онкологии. Очевидно, что болезнь пришлась если не на беременность, то на первый год жизни детей. И не факт, что она была леченная при таком муже. За неделю после смерти мамы папа избивает, не кормит и не поит двух годовалых двойняшек при живом квартиранте в квартире. Пока один ребенок не погибает, а второй чуть не погибает. Полиция приходит после того, как квартирант нашел умершего ребенка в холодильнике.
Меня убийство Кабановой так не перепахало, как это.
Этта... острое желание найти другой глобус и свалить туда вместе с детьми.