Горий по земле прошел, земля его цветом встретила, завязью проводила, сельские отсеялись, по огородам откопались с рассадой и семенами, Радослава все-таки путем назад из питомника мне впихнула несколько корней, смешных, на девясил похожих, сказала, тоже желтым цветут и на вкус как картошки, только копать не надо, сами растут. Ну, раз растут, то и пусть их растут, я закопала, где место было, у дальнего забора, чтобы из окна клети и из спального кута не на крапиву смотреть, а на что повеселее, палисад граблями прочесала, зимнее сожгла, змей приветила, с летом их поздравила, светелки помыла начисто, стала в сенях прибирать, чтобы лавки наружу выволочь - смотрю, берестяные пласты лежат, полная стопка без одного, который я в послезимье потрепала. Выложила я их на крыльцо, посмотрела, погрустила, лавки наружу вытащила, по двору и палисаду расставила... нет, думаю, не откручусь, лодку делать все-таки надо. Ребра для лодки вынула, к крыльцу прислонила, стала в лес собираться. Бродни выбрала какие не жалко, сандалики летние нашла в щели, веревки моток в сундуке накопала, тройничок* у меня в горке лежал, так я его на пояс, к бабьему, повесила, шальку старенькую шерстяную, чтоб под раскидушку навернуть, повесила ближе к дверям, с раскидушкой рядом,... в общем, думала за день обрядиться, чтобы с утра сбегать. А не вышло. Только собралась на летней кухоньке огня сделать картошки напечь - вижу, Молодцов шагает. В калитку идет без стука - значит, что-то стряслось - привет, говорит, а что, скажи, пройдет ли у тебя по двору лошадь к дому? Да пройдет, говорю, отчего ж ей не пройти. Ага, говорит - а с телегой? я подумала, диспозицию рассмотрела - да и с телегой пройдет, говорю, только надо будет вправо взять сильно-сильно, почти до канавы, и вести аккуратно, чтобы в канаву колесо не ушло. Он покивал, улыбнулся и спрашивает - ну тогда мы везем? Ну везите, говорю, только сначала в дом зайди и на лавку в горне постели стеганку* и на нее дорожку*, они за лавкой в сундуке лежат, а я тут пока лишнее с дороги уберу.
Я пошла с крыльца собирать раскиданные ребра и бересту, а Молодцов в дом зашел, вмиг управился и вышел - сам высоченный, статный, два раза шагнул и у калитки оказался, еще три шага сделал и видно не стало, а я тем временем будущую лодку обратно к светелкам подняла, руки вымыла... вижу, везут. Телегу взяли узкую, лесную, сообразил он, ведут аккуратно, значит дело невеселое. Привезли, на одеяле подняли, смотрю, кто там - там девочка, лет двенадцать ей, и мать ее рядом идет, по виду городская, и одета в городском. Девочка бледная аж в зелень, до сорочки раздета, и сорочка явно у кого-то из наших одолжена, городские такое не носят, а ейна мать на вид не лучше, но не от хвори, а с перепугу, глаза шире лица и выглядит как мороженая лягушка. Я мать за плечо поймала - здравствуйте, говорю, Есения я, медсестра на пенсии, что случилось у вас? А она в ответ только моргает, и слезы у нее в глазах кипят, не выйдут никак. Молодцов сзади подошел, надо мной навис, и тихо так гудит - дачники это, в светелках у Зернеков со вчера живут, детку тошнит аж с приезда, моя ее на улице подобрала, мы переодели, я глиняной болтушкой уже напоил, вроде больше не блюет пока, но стоять тоже не может. Я ему покивала, головы не поворачивая, ага, говорю, я все поняла, пойдемте со мной оба двое, и ты тоже иди, надо бруснику из подпола достать, а вы, дама, мне сейчас скажите, что у вас ребенок ел вчера и позавчера. Дама с мыслями собралась... вчера, говорит, мы приехали, но вчера она уже не ела, потому что позавчера они с классом ездили на экскурсию в монастырь и кормили их в поездке, я не знаю чем - и наконец, заплакала. Я смотрю - Молодцов уже дверь под печкой открывает, в подпол идти, я его остановила, на бутылку с пустырником показала, сказала, сколько налить и как водой развести - сиди с ней, говорю, видишь тут как непросто все. А сама к детке пошла. Села с ней рядом, по щеке провела, она к руке, к теплу, повернулась... тебя как зовут, спрашиваю, она мне собирается ответить, вижу, сил нет - а все-таки смогла - Утя, говорит. А я, говорю, Ена, добро пожаловать, ты у меня в гостях. Скажи мне, что ты последний раз ела и как давно. Она замолчала, думала дооолго - яичницу, говорит, швейцарскую*, перед экскурсией мама делала, мы торопились очень. Ага, говорю, а ты в автобусе где сидела, сзади или спереди? она попыталась сказать, что сзади - и тут опять, смотрю, у ней позыв на рвоту, - а нечем, болтушка-то впиталась вся, и воду прикрепила ей внутри. Ну, понятное дело. Выросла она сильно, по локтям-коленкам видно, в двенадцать лет так обычно и бывает, значит печень трудится сейчас, как у мужика после осенин* - а тут такое дело, почти сырое яйцо внутрь положили на голодный живот после ночи, да еще и качки потом несколько часов в духоте. Но это мне понятно, а мать - она мать, не медсестра и не врач, она имеет право не знать.
Я смотрю - Молодцов ее пустырником напоил, она вроде задышала, давайте, говорю, с вами поговорим. Она кивает, растерянная вся, и понимаю я, что говорить сейчас буду я, а она будет в лучшем случае слушать и понимать. Однако деваться некуда, если сейчас это дело не управить, жизнь у ее Ути будет не медовая совсем. Слушайте, говорю, вы молодец, что сюда дочку привезли, беда с ней приключилась небольшая, но неприятная, в поездке она не ела, и в то, что яйца вы ей дали свежие, я верю вполне, значит, это не отравление, а ее так неудачно укачало, но для того чтобы в этом быть уверенной, мне надо ответ на один вопрос - у вас или у вашей матери, или может у мужа или свекрови, не было ли головных болей - она мне кивает, да, говорит, муж пить совсем не может, ему потом подолгу плохо, дней по несколько. Ага, говорю, поняла я. Вы сейчас тут у меня останетесь, я вам покажу, чем девочку поить, чтобы ее не тошнило, а сама побегу в лес за нужным, вернусь самое позднее к утру, а так к ночи, не бойтесь и не беспокойтесь, все будет хорошо. Показала ей корчажку с зеленью, ведра с водой, рассказала, как сварить, как поить... хитрость-то невелика, всех и дел что воды закипятить, на каждую кружку воды ложку зелени распустить в кипятке, дождаться как опять закипит, снять и процедить - и все, можно поить, четыре столовые ложки первый час, восемь второй, дальше по глотку каждые четверть часа или по требованию больного. Средство само простое, только после него еще другое средство надо, чтобы нормальная еда внутрь прошла. И средство то - земляника, но не просто, а с подковырочкой: сначала надо дать крепкий отвар свежего листа, а потом, через час-два, живые ягоды с медом или сахаром, и много, не меньше полкружки для ребенка двенадцати лет, а для взрослого так целую миску надо. И до заката, пока все видно, надо успеть добежать, набрать и вернуться, потому что после зеленой воды этой землянику лучше давать до сна. Так что одевалась я прямо в сенях, есть с собой не брала вовсе, веревку и тройник и то подхватила только потому, что уже на ремне висели. Ну и выскочила со двора не по людски, а махнула через забор и по траве пошла, тропы не разбирая, благо знала, куда мне надо. Времени нам этот школьный автобус, чтоб ему не стоялось и не ехалось, оставил не особенно много, так что не до церемоний было, а кому стыдно смотреть, как баба через забор скачет - пусть сами отворачиваются.
Шла едва не бегом, идти было версты две, на склон пришла не просто запыхавшись - без малого запаленная. Но чуть-чуть не считается, а кто справился, тот и прав. Добежала, на пригорок пала, к листьям земляничным наклонилась - есть ягоды, улыбнулось мне небо, земля на ладошке покачала. Лекарский ножик сам в руку прыгнул, я лист брать начала - слышу, не одна я. И вроде тихо, да как-то чересчур тихо, все замолкло как перед дождем - а для закатной тишины рано. Чую, смотрят на меня. Голову на взгляд повернула, глаз от земли пока не поднимая, так чтобы лицом ко взгляду быть, от земли взгляд развернула - Волчий Отец стоит, на меня смотрит, и не смеется, да смеется. Ну волк он и есть волк, хоть о двух ногах с хвостом на затылке, хоть о четырех и с хвостом от крестца. А хвост у Волчьего Отца знатный, до локтей вьется по спине волной цвета соли с перцем. Нос сморщил, ноздрей пошевелил - о, говорит, человечья матера пришла чужую свою щенятку спасать. Ты своих-то так и не завела? Я плечом повела, улыбнулась - да не задалось как-то, говорю, а теперь уже и не время. Он мне кивает - стаю ты себе собрала такую, что аж завидно, водить вот только не хочешь. Я ему говорю - слушай, мне недосуг сейчас, там ребенок в нужде, это теперь важнее, захочешь со мной про жизнь разговаривать - где меня найти ты знаешь, приходи, поговорим, хоть про твою, хоть про мою, а сейчас пока мне с твоего пригорка надо то, что ты все равно не ешь, и что без тебя я бы не взяла*, так что я тебе кланяюсь и прошу разрешения на твоей земле по своей надобности пройти, тебе это ничем не помешает и ничего тебе нужного я не возьму. Он мне так головой крутит - нет, ты, говорит, погоди. У меня к тебе еще вопрос, вот ответишь, почешешь мое любопытство - и бери что хочешь, кроме того, что мне надо. Хорошо, говорю, задавай свой вопрос, ты тут хозяин, тебе и условия выставлять. Он и спрашивает - по первой воде проплывала лодка, ваша, человеческая, явно до Белой, вы, люди, так к ней своих мертвых снаряжаете. Ребенок был в ней, девочка, еще совсем щенячья. Лодка пахла тобой, твоим домом, а сама девочка у тебя дома не была или была очень мало, и меня удивило, что смертей в ней было больше одной - и последнюю она встретила явно у тебя во дворе. Ты за что ее убила? Я подумала, припомнила - я, говорю, ее не убила, а не смогла спасти. Пришла она уже мертвая, у меня во дворе ожила, да поздно и без толку. А отправлять ее до Белой кроме меня было некому, так уж получилось. Он помолчал, покивал... да, говорит, похоже на правду, так и пахло... как-то так. А кто там третья была рядом, кем от мертвой девочки пахнуть могло? Я руками развела - а не знаю, говорю, ее привела какая-то, они из Углей пришли вдвоем, я их чаем напоила, большая от меня пошла в Угли, а маленькая до Белой, вот и вся история. Ага, говорит - а чего ты ей лодку свою отдала и одеяло? ну, говорю, одеяло я все равно собиралась или выкинуть или куда-то пристроить, не одеяло и было, а лодку... ну сделаю я себе лодку, а так она бы у меня во дворе лежала, пока бы я ей лодку строила, чужая мертвая, зачем мне это надо? Он согласился - и верно, говорит, низачем тебе это не надо. Любопытство мое больше не чешется, бери сколько тебе надо ягод и листьев, а от меня возьми бересту, я тебе на ней письмо писать думал, да пока собрался, ты сама пришла. Руку за спину протянул и подал хороший берестяной пласт, широкий да гладкий, в самый раз на лодкин нос натянуть. Я приняла, поклонилась - спасибо, говорю, пригодится. И стала ягоду брать быстро-быстро, потому что солнцу до земли оставалось пальца два или три. Успела.
Домой пришла уже по темноте, ступеньки еле видела. Дверь открываю - ну, думаю, с этими приключениями есть я буду хорошо если завтра к полудню, а не угадала. Вхожу, в горню гляжу от двери - детка вроде в порядке, мать с ней рядом вроде тоже ничего, глядь, а на столе у меня завертка, и не маленькая. Я на даму-то смотрю - это, говорю кто же принес и зачем? Она говорит - это наш сосед, Свальдр, принес, сказал чтобы вы обязательно как придете развернули. Ну, развернула... Ай да Молодцов, ай да материн сын. И болтушку-то вовремя дал деточке, и в завертку что надо положил. Тощий мягкий творог, белый печеный хлеб, мисочка сметаны, в которой нож стоит, и печеная картошка. И нам с дамой на ночь глядя есть что в рот положить, и детку будет чем покормить с утра. И даже с выбором, можно-то все из того, что он сложил, а вот что ей захочется - это уж не угадаешь. Кипяток поспел на печной губе, я заварила земляничный лист, первый отвар процедила, Уте в кружке дала, пей, говорю, потихоньку, пока все не выпьется, а как выпьется, я тебе ягод дам, а пока их медом залью, чтобы сок дали. А второй отвар разлила в две кружки - садитесь, говорю, давайте перекусим, день был непростой... как зовут-то вас? Она отвечает - Иса, Исальда, а вас? А Утя ей с лавки, из-за ее спины, отвечает - звонко так, внятно - а ее зовут Ена, она сама сказала перед тем как в лес пойти. Ну, думаю, хороша ж ты была днем, красавица, если ты не помнишь, как я тебе называлась. Смотрю через ее плечо на девочку, да окно само на глаза попалось, лавка-то прямо в подоконник упирается. А за окном, в сумерках, вижу, серый хвост мелькнул. Чешется любопытство-то.
________________________
* "тройничок", "тройник" - три кованых крючка размером примерно 12-15 см, прочно скрепленные проволокой в форме якоря, привязывается к веревке. Используется во время одиночного передвижения по болоту для того, чтобы иметь возможность выбраться, провалившись в окно или в зыбучку.
*стеганка - нечто вроде тонкого матраса или очень грубого стеганого одеяла, кладется на деревянную лавку, чтобы на ней лежать более комфортно чем на голой доске.
*дорожка - мы знаем ее как половик, грубо тканая полоса из толстых мягких шнуров или полос ткани, но в этих местах дорожки кладут не на пол, а на постель днем, или на лавку, чтобы сделать место для того чтобы прилечь на короткое время.
*швейцарская яичница, или яичница по швейцарски (имеется в виду не житель Швейцарии, а служитель-привратник) - еда из мелких гренок, сливочного масла и горячих яиц всмятку, все это смешивается, солится и считается готовым к употреблению - не особо вкусно, зато быстро и относительно питательно.
* "печень трудится... как у мужика после осенин" - осенины празднуются перед началом жатвы, и это праздник, во время которого мужчин угощают особенно старательно, готовя в основном для них самую вкусную и сытную еду, чтобы у них хватило сил на жатву. Участвовать в этих трапезах наравне с мужчинами имеют право девушки, которые изъявляют желание "открывать поле" - проводить ритуал начала жатвы.
*"то, что ты все равно не ешь, и что без тебя я бы не взяла" - имеется в виду поверье, согласно которому земляника растет там, где волки задрали и разделили добычу; в том числе поэтому землянику в этих местах сажают на могилах людей, погибших насильственной смертью в результате несчастного случая или чьей-то небрежности/легкомыслия/халатности
Я пошла с крыльца собирать раскиданные ребра и бересту, а Молодцов в дом зашел, вмиг управился и вышел - сам высоченный, статный, два раза шагнул и у калитки оказался, еще три шага сделал и видно не стало, а я тем временем будущую лодку обратно к светелкам подняла, руки вымыла... вижу, везут. Телегу взяли узкую, лесную, сообразил он, ведут аккуратно, значит дело невеселое. Привезли, на одеяле подняли, смотрю, кто там - там девочка, лет двенадцать ей, и мать ее рядом идет, по виду городская, и одета в городском. Девочка бледная аж в зелень, до сорочки раздета, и сорочка явно у кого-то из наших одолжена, городские такое не носят, а ейна мать на вид не лучше, но не от хвори, а с перепугу, глаза шире лица и выглядит как мороженая лягушка. Я мать за плечо поймала - здравствуйте, говорю, Есения я, медсестра на пенсии, что случилось у вас? А она в ответ только моргает, и слезы у нее в глазах кипят, не выйдут никак. Молодцов сзади подошел, надо мной навис, и тихо так гудит - дачники это, в светелках у Зернеков со вчера живут, детку тошнит аж с приезда, моя ее на улице подобрала, мы переодели, я глиняной болтушкой уже напоил, вроде больше не блюет пока, но стоять тоже не может. Я ему покивала, головы не поворачивая, ага, говорю, я все поняла, пойдемте со мной оба двое, и ты тоже иди, надо бруснику из подпола достать, а вы, дама, мне сейчас скажите, что у вас ребенок ел вчера и позавчера. Дама с мыслями собралась... вчера, говорит, мы приехали, но вчера она уже не ела, потому что позавчера они с классом ездили на экскурсию в монастырь и кормили их в поездке, я не знаю чем - и наконец, заплакала. Я смотрю - Молодцов уже дверь под печкой открывает, в подпол идти, я его остановила, на бутылку с пустырником показала, сказала, сколько налить и как водой развести - сиди с ней, говорю, видишь тут как непросто все. А сама к детке пошла. Села с ней рядом, по щеке провела, она к руке, к теплу, повернулась... тебя как зовут, спрашиваю, она мне собирается ответить, вижу, сил нет - а все-таки смогла - Утя, говорит. А я, говорю, Ена, добро пожаловать, ты у меня в гостях. Скажи мне, что ты последний раз ела и как давно. Она замолчала, думала дооолго - яичницу, говорит, швейцарскую*, перед экскурсией мама делала, мы торопились очень. Ага, говорю, а ты в автобусе где сидела, сзади или спереди? она попыталась сказать, что сзади - и тут опять, смотрю, у ней позыв на рвоту, - а нечем, болтушка-то впиталась вся, и воду прикрепила ей внутри. Ну, понятное дело. Выросла она сильно, по локтям-коленкам видно, в двенадцать лет так обычно и бывает, значит печень трудится сейчас, как у мужика после осенин* - а тут такое дело, почти сырое яйцо внутрь положили на голодный живот после ночи, да еще и качки потом несколько часов в духоте. Но это мне понятно, а мать - она мать, не медсестра и не врач, она имеет право не знать.
Я смотрю - Молодцов ее пустырником напоил, она вроде задышала, давайте, говорю, с вами поговорим. Она кивает, растерянная вся, и понимаю я, что говорить сейчас буду я, а она будет в лучшем случае слушать и понимать. Однако деваться некуда, если сейчас это дело не управить, жизнь у ее Ути будет не медовая совсем. Слушайте, говорю, вы молодец, что сюда дочку привезли, беда с ней приключилась небольшая, но неприятная, в поездке она не ела, и в то, что яйца вы ей дали свежие, я верю вполне, значит, это не отравление, а ее так неудачно укачало, но для того чтобы в этом быть уверенной, мне надо ответ на один вопрос - у вас или у вашей матери, или может у мужа или свекрови, не было ли головных болей - она мне кивает, да, говорит, муж пить совсем не может, ему потом подолгу плохо, дней по несколько. Ага, говорю, поняла я. Вы сейчас тут у меня останетесь, я вам покажу, чем девочку поить, чтобы ее не тошнило, а сама побегу в лес за нужным, вернусь самое позднее к утру, а так к ночи, не бойтесь и не беспокойтесь, все будет хорошо. Показала ей корчажку с зеленью, ведра с водой, рассказала, как сварить, как поить... хитрость-то невелика, всех и дел что воды закипятить, на каждую кружку воды ложку зелени распустить в кипятке, дождаться как опять закипит, снять и процедить - и все, можно поить, четыре столовые ложки первый час, восемь второй, дальше по глотку каждые четверть часа или по требованию больного. Средство само простое, только после него еще другое средство надо, чтобы нормальная еда внутрь прошла. И средство то - земляника, но не просто, а с подковырочкой: сначала надо дать крепкий отвар свежего листа, а потом, через час-два, живые ягоды с медом или сахаром, и много, не меньше полкружки для ребенка двенадцати лет, а для взрослого так целую миску надо. И до заката, пока все видно, надо успеть добежать, набрать и вернуться, потому что после зеленой воды этой землянику лучше давать до сна. Так что одевалась я прямо в сенях, есть с собой не брала вовсе, веревку и тройник и то подхватила только потому, что уже на ремне висели. Ну и выскочила со двора не по людски, а махнула через забор и по траве пошла, тропы не разбирая, благо знала, куда мне надо. Времени нам этот школьный автобус, чтоб ему не стоялось и не ехалось, оставил не особенно много, так что не до церемоний было, а кому стыдно смотреть, как баба через забор скачет - пусть сами отворачиваются.
Шла едва не бегом, идти было версты две, на склон пришла не просто запыхавшись - без малого запаленная. Но чуть-чуть не считается, а кто справился, тот и прав. Добежала, на пригорок пала, к листьям земляничным наклонилась - есть ягоды, улыбнулось мне небо, земля на ладошке покачала. Лекарский ножик сам в руку прыгнул, я лист брать начала - слышу, не одна я. И вроде тихо, да как-то чересчур тихо, все замолкло как перед дождем - а для закатной тишины рано. Чую, смотрят на меня. Голову на взгляд повернула, глаз от земли пока не поднимая, так чтобы лицом ко взгляду быть, от земли взгляд развернула - Волчий Отец стоит, на меня смотрит, и не смеется, да смеется. Ну волк он и есть волк, хоть о двух ногах с хвостом на затылке, хоть о четырех и с хвостом от крестца. А хвост у Волчьего Отца знатный, до локтей вьется по спине волной цвета соли с перцем. Нос сморщил, ноздрей пошевелил - о, говорит, человечья матера пришла чужую свою щенятку спасать. Ты своих-то так и не завела? Я плечом повела, улыбнулась - да не задалось как-то, говорю, а теперь уже и не время. Он мне кивает - стаю ты себе собрала такую, что аж завидно, водить вот только не хочешь. Я ему говорю - слушай, мне недосуг сейчас, там ребенок в нужде, это теперь важнее, захочешь со мной про жизнь разговаривать - где меня найти ты знаешь, приходи, поговорим, хоть про твою, хоть про мою, а сейчас пока мне с твоего пригорка надо то, что ты все равно не ешь, и что без тебя я бы не взяла*, так что я тебе кланяюсь и прошу разрешения на твоей земле по своей надобности пройти, тебе это ничем не помешает и ничего тебе нужного я не возьму. Он мне так головой крутит - нет, ты, говорит, погоди. У меня к тебе еще вопрос, вот ответишь, почешешь мое любопытство - и бери что хочешь, кроме того, что мне надо. Хорошо, говорю, задавай свой вопрос, ты тут хозяин, тебе и условия выставлять. Он и спрашивает - по первой воде проплывала лодка, ваша, человеческая, явно до Белой, вы, люди, так к ней своих мертвых снаряжаете. Ребенок был в ней, девочка, еще совсем щенячья. Лодка пахла тобой, твоим домом, а сама девочка у тебя дома не была или была очень мало, и меня удивило, что смертей в ней было больше одной - и последнюю она встретила явно у тебя во дворе. Ты за что ее убила? Я подумала, припомнила - я, говорю, ее не убила, а не смогла спасти. Пришла она уже мертвая, у меня во дворе ожила, да поздно и без толку. А отправлять ее до Белой кроме меня было некому, так уж получилось. Он помолчал, покивал... да, говорит, похоже на правду, так и пахло... как-то так. А кто там третья была рядом, кем от мертвой девочки пахнуть могло? Я руками развела - а не знаю, говорю, ее привела какая-то, они из Углей пришли вдвоем, я их чаем напоила, большая от меня пошла в Угли, а маленькая до Белой, вот и вся история. Ага, говорит - а чего ты ей лодку свою отдала и одеяло? ну, говорю, одеяло я все равно собиралась или выкинуть или куда-то пристроить, не одеяло и было, а лодку... ну сделаю я себе лодку, а так она бы у меня во дворе лежала, пока бы я ей лодку строила, чужая мертвая, зачем мне это надо? Он согласился - и верно, говорит, низачем тебе это не надо. Любопытство мое больше не чешется, бери сколько тебе надо ягод и листьев, а от меня возьми бересту, я тебе на ней письмо писать думал, да пока собрался, ты сама пришла. Руку за спину протянул и подал хороший берестяной пласт, широкий да гладкий, в самый раз на лодкин нос натянуть. Я приняла, поклонилась - спасибо, говорю, пригодится. И стала ягоду брать быстро-быстро, потому что солнцу до земли оставалось пальца два или три. Успела.
Домой пришла уже по темноте, ступеньки еле видела. Дверь открываю - ну, думаю, с этими приключениями есть я буду хорошо если завтра к полудню, а не угадала. Вхожу, в горню гляжу от двери - детка вроде в порядке, мать с ней рядом вроде тоже ничего, глядь, а на столе у меня завертка, и не маленькая. Я на даму-то смотрю - это, говорю кто же принес и зачем? Она говорит - это наш сосед, Свальдр, принес, сказал чтобы вы обязательно как придете развернули. Ну, развернула... Ай да Молодцов, ай да материн сын. И болтушку-то вовремя дал деточке, и в завертку что надо положил. Тощий мягкий творог, белый печеный хлеб, мисочка сметаны, в которой нож стоит, и печеная картошка. И нам с дамой на ночь глядя есть что в рот положить, и детку будет чем покормить с утра. И даже с выбором, можно-то все из того, что он сложил, а вот что ей захочется - это уж не угадаешь. Кипяток поспел на печной губе, я заварила земляничный лист, первый отвар процедила, Уте в кружке дала, пей, говорю, потихоньку, пока все не выпьется, а как выпьется, я тебе ягод дам, а пока их медом залью, чтобы сок дали. А второй отвар разлила в две кружки - садитесь, говорю, давайте перекусим, день был непростой... как зовут-то вас? Она отвечает - Иса, Исальда, а вас? А Утя ей с лавки, из-за ее спины, отвечает - звонко так, внятно - а ее зовут Ена, она сама сказала перед тем как в лес пойти. Ну, думаю, хороша ж ты была днем, красавица, если ты не помнишь, как я тебе называлась. Смотрю через ее плечо на девочку, да окно само на глаза попалось, лавка-то прямо в подоконник упирается. А за окном, в сумерках, вижу, серый хвост мелькнул. Чешется любопытство-то.
________________________
* "тройничок", "тройник" - три кованых крючка размером примерно 12-15 см, прочно скрепленные проволокой в форме якоря, привязывается к веревке. Используется во время одиночного передвижения по болоту для того, чтобы иметь возможность выбраться, провалившись в окно или в зыбучку.
*стеганка - нечто вроде тонкого матраса или очень грубого стеганого одеяла, кладется на деревянную лавку, чтобы на ней лежать более комфортно чем на голой доске.
*дорожка - мы знаем ее как половик, грубо тканая полоса из толстых мягких шнуров или полос ткани, но в этих местах дорожки кладут не на пол, а на постель днем, или на лавку, чтобы сделать место для того чтобы прилечь на короткое время.
*швейцарская яичница, или яичница по швейцарски (имеется в виду не житель Швейцарии, а служитель-привратник) - еда из мелких гренок, сливочного масла и горячих яиц всмятку, все это смешивается, солится и считается готовым к употреблению - не особо вкусно, зато быстро и относительно питательно.
* "печень трудится... как у мужика после осенин" - осенины празднуются перед началом жатвы, и это праздник, во время которого мужчин угощают особенно старательно, готовя в основном для них самую вкусную и сытную еду, чтобы у них хватило сил на жатву. Участвовать в этих трапезах наравне с мужчинами имеют право девушки, которые изъявляют желание "открывать поле" - проводить ритуал начала жатвы.
*"то, что ты все равно не ешь, и что без тебя я бы не взяла" - имеется в виду поверье, согласно которому земляника растет там, где волки задрали и разделили добычу; в том числе поэтому землянику в этих местах сажают на могилах людей, погибших насильственной смертью в результате несчастного случая или чьей-то небрежности/легкомыслия/халатности
-
-
10.04.2014 в 16:40Ну, и после той истории про маму и дочку чуть согревает эта история про маму и дочку. Других.
-
-
12.04.2014 в 15:50-
-
25.04.2014 в 23:47только на который вопрос спойлер - на оба?
-
-
26.04.2014 в 18:47-
-
02.04.2015 в 19:21Они растут друг на друге и друг за другом?
Ничего такого не знала про свойства ягоды земляники. Очень не люблю яйца вообще в чистом, невареном и нежареном виде, не ем, даже если есть нечего совсем, это крайне опасный продукт.
Девочка из рассказа о лодке просто не выдержала жизни как материи. Потому что с мамашкой жизни и не было.
-
-
03.04.2015 в 00:06