Из весенних она пожалуй последняя будет, уже вот-вот прямо завтра сев и огороды, всем не до того будет, и кривые, и хромые, и увечные - все в землю зароются, чтобы на зиму без припаса не остаться, а потом скот выгонять, на первую траву, да с молодняком, да прополка, да поливать... в общем, они своим заняты, а я своим. А тут вот, смотри-ка, явилась. Я озадачилась даже. Идет - издалека видать, ветки-то прозрачные пока, зелень не загустела, Горий еще не прошел, я и смотрю. Ну как смотрю - так, посматриваю. У меня же тоже около дома дела весной есть, огорода-то я не держу, лес кормит - а вот палисад большой. И душица в нем, и зоря, и сныть, и ревень, и хрена сколько-то кустов, да ромашек два вида, вшивая и детская, да чемерица по канаве, да поручейник - голубой колос, а еще таволга, чтобы если что за свежей далеко не бегать, да горцы все три - один между камнями по тропе плетется, а два у канавы живут, а еще у крыльца кипрей, да полыней разных пять кустов, да у змеиного камня чабрец и другая мелочь всякая - вереск, багульник, можжевельники... И после зимы надо ж прошлогодние палки повыдергать и прутняк сухой обстричь, чтоб змеи выползли не наколовшись... в общем, конечно, дел не стог, но копешка-то будет. Ну я у себя ковыряюсь, а она идет. Идет ходко, видно сразу, что нигде ей не тянет, не сводит и не болит. И ко мне прямым ходом. Мне даже интересно стало - что-то принесла, что-то скажет...
Пришла. И на заборе повисла, ни постучать, ни поздороваться. Ну а мне что - она стоит, на забор опирается, я в палисаде копаюсь, время от времени поглядываю - может скажет чего. Молчала, молчала - я успела два раза до костра* сходить с полной охапкой серого пыльного мусора. Как второй раз вернулась, она и голос подала. Доброго дня, говорит. Я ей отвечаю - доброго, и часа легкого. Она замялась было, ну да рот открыла, чего уж теперь. Пришла, говорит, спросить, нет ли чего от головной боли. Я ей и говорю - а головная боль разная бывает. Она ж не сама по себе боль, а в голове, и голова не сама по себе, а чья-то, у нее хозяин есть, а у хозяина жизнь, и жизнь та бывает разная. Одно дело, когда голова болит от того, что в нее кирпич прилетел или чугунная свайка, а совсем другое, когда от того, что ее без шапки по речному берегу полдня носили. Она и глаза раскрыла - вижу, думать пытается, да без привычки тяжко. Помолчала и тянет так - нееет, ничего такого с ним не было... Ага, говорю, значит, голова не твоя. А что ж он сам не пришел, или не может? Она рукой-то машет - ну как же, пойдет молодой мужик из-за такой мелочи на все село позориться... я ей киваю, а сама думаю - неправда твоя, ходят еще и не с таким, молодые-то мужики почище баб за мелочами беспокоятся - то пот им едкий, то волос на теле жесткий, то кровь носом чуть что идет, так как бы жене лишней работы не устроить со стиркой, то еще какая дурь. Только гусиного жира с живицей и тертым корнем конского щавеля за год уходит чуть не полведра, пятки же трескаются у всех, а хочется-то чтобы чисто и гладко... А мазь с дурманом, а хвощ, а тополевый и сиреневый лист... в общем, ходят. И не просто ходят - бегом бегают. Так что насчет "мелочи" явно прохожая что-то не то врет, а то ли сама запуталась. Ага, говорю, за мужем, значит, беспокоишься, или за братом. Она вздохнула, на забор двумя руками оперлась - за мужем, ага. И что, говорю, давно ли голова-то болит у него? А она и минуты думать не стала - а с осенней ярмарки, говорит. У нас дом-то большой, а живем вдвоем, ну и как ярмарка или что другое, у нас остаются - то кто из торговых городских, то музыканты, то еще кто. В тот вот раз гимнасты были, трое. Их так-то было чуть не десяток, но у нас места столько не было, взяли трех, двух мужчин и девушку. Мужчины уже в возрасте, седые оба, и такие... давно ездят, давно работают. А она молодая, и сразу видно, что привыкла по городскому, заколки, щетки, все яркое, ладное, и сама такая... хихи да хаха, в доме как капель звенит с утра до вечера, я и смотрю - он в ее сторону голову слишком часто поворачивать стал, а еще только середина недели. Я к ней подошла, вежливо так подошла, и по хорошему попросила - слушай, говорю, не надо этого всего. Она поняла, да, говорит, конечно, как скажете, хозяйка. А с утра и в другой дом перебралась. Да и ярмарки все равно оставалось не больше дня, в общем, они за ней засобирались, а как уехали, он, смотрю, вечером сидит, да все висок трет. А потом дальше больше, спать плохо стал, во сне вертится. А с недосыпу он и работник не очень, я уж про прочее не говорю. Ну зимой-то и ладно, но весна же, сев, мало ли лемех плужный, или борона, а он квелый и как не здесь, вдруг что.
Я покивала - да, говорю, знаю такое средство, только за зиму у меня все подобрали, мне за ним надо будет сбегать, и не куда-то, а в смертные камни. У нее и глаза круглые стали. А я ей посмеялась - да перестань, говорю, выдумки это все, камни как камни, и все, что там выросло, не хуже прочего заваривается и пьется, или снаружи на людей мажется и трется. И идти за этим не тебе, а мне, и пошла бы я так и так, даже если бы ты не прискакала, так что иди домой и вернись через неделю, я как раз успею и набрать, и насушить. Она и пошла. А я с палисадом закончила, по канаве с граблями прошлась, пока зеленое через серое не пробилось, яблоню Арьянину обиходила и пошла в дом, в утренний путь собираться. Пути до смертных камней от меня полдня, так что или выходить затемно или возвращаться, и как по мне, так лучше выходить, чтобы после того как домой ввалишься, после дня-то на ходу, сил осталось хотя бы огонь к дровам поднести и чаю в кружку налить, не расплескавши. В общем, пришла, протопила, приготовила в дорогу завертку с едой, фляжку, все, что на себя, все, что с собой, прогоревшее выгребла дочиста, сложила дрова, на губешку бересты положила, щепок пучок на нее пристроила, чайник сверху повесила и легла сразу спать, но легла на лавку в горней, чтобы не заспаться. С утра как встала до сеней*, так сразу умылась, оделась, пояс с бабьим нацепила, котомку на плечо закинула и вышла. По синему идти не очень приятно, да и холодно, но как солнце встало, ноги пободрее пошли, да и дорогу развиднело. Однако, как к смертным камням подошла, туман там еще был. В туман-то в смертные камни входить - то еще счастье, однако делать нечего: сон-траву и правда было надо, и не только потому что обещала. И вот как чуяла: вошла - а там и Черный, на камешке присел, сухую травинку грызет, на меня смотрит. Ну что делать - вошла, поклонилась, здравствуй, говорю, хозяин, пришла у тебя травы взять, не из баловства - из лютой нужды. А сон-траву и правда берут от нужды, которая лютее некуда, хоть мужская, хоть женская, хоть головная, хоть иная. А если детская, ну в смысле отроческая - так это уже не нужда, а прямо-таки беда. Смотрю, Черный на меня смотрит, и улыбка у него на сторону ползет, а взгляд грустный становится. Ох, говорит, медсестричка. Опять мы с тобой сейчас про любовь беседовать будем, садись, в ногах правды нет. Я котомку перетряхнула, кофту в ней вниз подвинула, фляжку с заверткой кверху, на камне ее расположила и устроилась по походному, завязки от котомки под рукой, еду-питье опять же достать не трудно, ну и барыня в холе*. Отчего ж, говорю, не побеседовать, в тот раз разговор у нас с тобой интересный вышел, в этот раз, думаю, тоже скучно не будет. Он головой покивал, травинку из зубов не выпуская - да, как же, помню... и что, стало по-твоему, жив тот десантник-то? Я плечами пожала - да откуда ж, говорю, мне знать, сколько лет прошло. Тогда - выжил, а что потом с ним стало - не знаю я. Он опять одной стороной улыбнулся - неужели не интересно, спросил, знать? Я в ответ руками развела, как на краю окопа, когда с ним спорились над раненым, и говорю - да зачем же мне в чужую жизнь лезть, когда меня туда никто не звал и не просил? Тогда у меня был сестринский долг, да и тот был в том, чтобы этот парень не стал грузом, предметом в ящике, а выполнил свою боевую задачу и ушел жить свою жизнь, какая бы она ни была и сколько бы ее ни осталось. А что ты меня там за бруствером чуть не пришиб - так то твое право, на то ты оружная рука Смерти. Он озадачился, травинку изо рта вынул, в руке покрутил... то есть, ты тогда не наврала, говорит, и любовником он тебе не был. Я даже засмеялась - да ну, говорю, скажешь тоже. Со всеми спать, знаешь, так и дело делать некогда будет. Он тоже усмехнулся, бровь выгнул дугой - а что ж за дела такие, что для молодой красивой девушки важней чем с ладным парнем спать? Я так же, в усмешечку, отвечаю - а толку, говорю, в том ладном парне, если он станет одноразовым именно потому что я о нем не позаботилась? пусть уж себе спит с кем ему там больше понравится... когда-нибудь потом, и не под пулями и второпях, а на чистой постели и в охотку. Он головой покивал с усмешечкой - так ты мне это уже говорила, как раз в Будапеште и говорила, и ведь выдурила, зараза ты такая, его жизнь - я думал, для себя берешь, потому его с тобой и отпустил, руки не протянул, а ведь мог. Я тоже покивала - мог, говорю, еще и как мог, потому я и упиралась, и спорила до последнего. Он вдруг серьезный стал - слушай, говорит, вот только честно мне ответь, а ты счастлива была? Я даже растерялась - ну как, была, конечно. Много раз была. И тогда, когда этого десантника живым передала в санроту, и потом, когда объявили демобилизацию, и когда в госпитале инфаркт удачно останавливали, и когда я здесь у Петры в бане роды принимала, и... он на меня рукой машет - я, говорит, понял, понял все, я тебя не про людей спрашивал, я про тебя спрашивал. Слушай, говорю - ну сам ты посуди, разве же это не счастье - видеть, как другой человек живет свою жизнь, полную, целую, такую, как ему пряхи спряли и вы двое отмеряли? разве ж это не радость - видеть таких людей каждый день? жить среди них? даже если таких хотя бы один из двадцати - уже же хорошо. Он покивал, посмотрел мне в глаза - плохо посмотрел, без улыбки, насквозь, врать под таким взглядом никак невозможно, а правду говорить - так каждая буква как пудовая гиря во рту проворачивается - слушай, говорит, а что ж ты тогда, такая хорошая, тут сегодня делаешь? Или ты не знаешь, за чем ты сюда пришла и как так получилось, что тебя попросили о такой помощи? Я плечами пожала - а как же, говорю, не знать-то. Знаю, конечно. Сон-трава в округе только у тебя и растет, и не зря оно так. И от чего она нужна бывает - по ней видать: выходит из земли она с первым неверным теплом, и выходит сразу цветком. К земле цветки прибивает первым дождем и ветром - и больше уж до следующей весны цветов не видать, зато листья выходят после весенних гроз по настоящему теплу, и сок в них едкий и горький. Твой цветок, как есть твой, весь до корня до лепестка твой. И если он человеку занадобился - считай, рядом с ним кто-то тебя позвал. И не для себя позвал, а для него. Смотрю - а он на колокольчики эти синие, на стебли седые, смотрит, и улыбается опять одной стороной, и спрашивает меня, на них-то глядя - понимаешь ведь, почему их так зовут? Понимаю, говорю. Та нужда, от которой они помогают, она от несмиренной души, которая не хочет вещью быть, и скотиной бессловесной жить жизнь по чужой указке тоже несогласна. Сон они дают душе, а тело само ходит... сколько получится. И знаешь, вот что я тебе скажу. Вдохнула, сколько получилось, язык во рту провернула, и высказала: я все равно их наберу, посушу и ей для мужа дам. Потому что если он по зимнику в город не подался - а у него на то полных полгода было - то уже и не уйдет. Ну так пусть уж тогда спит, так хоть не больно. А мы с тобой... давай уж, раз встретились, за встречу выпьем, у меня немножко тут во фляжке плещется, да закусим чем земля послала а я принесла. Как-никак одна война за плечами у нас обоих. Он покивал, стопочки достал из кармана стальные, я из фляжки налила, завертку развернула, в ней хлеб с салом был, картошка и шкварочки жареные, выпили мы, закусили, он меня поблагодарил за привет, за угощение, за то что праздник с ним отметила - и подает букет большой, мне еле двумя руками взять, а в букете сон-трава, лиловая и цвета запекшейся крови, самые его цвета. Приняла я, поклонилась, встала с камня - и он встал, меня до выхода проводить. По дороге я его и спрашиваю - слушай, а куда все ж Самослав-то осенью тринол засунул, что такой шикарный фонарь тебе обеспечил? Он усмехнулся - потом, говорит, расскажу, сейчас настроения нет. Ты приходи, как время будет, тебя в гостях видеть хорошо.
Дошла я до дома легко, вошла - еще солнце даже кустов не коснулось, не то что травы, успела сон-траву разложить на бумагу в клети, растопку разжечь и лицо умыть - чувствую, падаю. Тяжелая она все же, сон-трава-то, тяжелее багульника даже, пока несла и то нанюхалась, а собирать-то... если бы он не помог, было бы и правда трудно. А так - трудов и не заметила. Послезавтра к вечеру досохнет, и можно будет в туесок убрать, ну кроме того, что обещано, как раз сколько ей надо и останется.
_________________________
* костер, кострище - место на приусадебном участке, используемое для сжигания садового мусора типа листьев и сухих веток, сомнительных с точки зрения иных бытовых надобностей - например, зараженных паразитами или гнилью. Ветки, перезимовавшие на земле под снегом, осторожные и опытные хозяйки сжигают, не проверяя на годность.
*до сеней - имеется в виду в туалет, он располагается обычно в сенях рядом с зимним помещением для скота, которое называется тоже кут, как и основное спальное помещение в доме
* имеется в виду - филейные части в тепле
Пришла. И на заборе повисла, ни постучать, ни поздороваться. Ну а мне что - она стоит, на забор опирается, я в палисаде копаюсь, время от времени поглядываю - может скажет чего. Молчала, молчала - я успела два раза до костра* сходить с полной охапкой серого пыльного мусора. Как второй раз вернулась, она и голос подала. Доброго дня, говорит. Я ей отвечаю - доброго, и часа легкого. Она замялась было, ну да рот открыла, чего уж теперь. Пришла, говорит, спросить, нет ли чего от головной боли. Я ей и говорю - а головная боль разная бывает. Она ж не сама по себе боль, а в голове, и голова не сама по себе, а чья-то, у нее хозяин есть, а у хозяина жизнь, и жизнь та бывает разная. Одно дело, когда голова болит от того, что в нее кирпич прилетел или чугунная свайка, а совсем другое, когда от того, что ее без шапки по речному берегу полдня носили. Она и глаза раскрыла - вижу, думать пытается, да без привычки тяжко. Помолчала и тянет так - нееет, ничего такого с ним не было... Ага, говорю, значит, голова не твоя. А что ж он сам не пришел, или не может? Она рукой-то машет - ну как же, пойдет молодой мужик из-за такой мелочи на все село позориться... я ей киваю, а сама думаю - неправда твоя, ходят еще и не с таким, молодые-то мужики почище баб за мелочами беспокоятся - то пот им едкий, то волос на теле жесткий, то кровь носом чуть что идет, так как бы жене лишней работы не устроить со стиркой, то еще какая дурь. Только гусиного жира с живицей и тертым корнем конского щавеля за год уходит чуть не полведра, пятки же трескаются у всех, а хочется-то чтобы чисто и гладко... А мазь с дурманом, а хвощ, а тополевый и сиреневый лист... в общем, ходят. И не просто ходят - бегом бегают. Так что насчет "мелочи" явно прохожая что-то не то врет, а то ли сама запуталась. Ага, говорю, за мужем, значит, беспокоишься, или за братом. Она вздохнула, на забор двумя руками оперлась - за мужем, ага. И что, говорю, давно ли голова-то болит у него? А она и минуты думать не стала - а с осенней ярмарки, говорит. У нас дом-то большой, а живем вдвоем, ну и как ярмарка или что другое, у нас остаются - то кто из торговых городских, то музыканты, то еще кто. В тот вот раз гимнасты были, трое. Их так-то было чуть не десяток, но у нас места столько не было, взяли трех, двух мужчин и девушку. Мужчины уже в возрасте, седые оба, и такие... давно ездят, давно работают. А она молодая, и сразу видно, что привыкла по городскому, заколки, щетки, все яркое, ладное, и сама такая... хихи да хаха, в доме как капель звенит с утра до вечера, я и смотрю - он в ее сторону голову слишком часто поворачивать стал, а еще только середина недели. Я к ней подошла, вежливо так подошла, и по хорошему попросила - слушай, говорю, не надо этого всего. Она поняла, да, говорит, конечно, как скажете, хозяйка. А с утра и в другой дом перебралась. Да и ярмарки все равно оставалось не больше дня, в общем, они за ней засобирались, а как уехали, он, смотрю, вечером сидит, да все висок трет. А потом дальше больше, спать плохо стал, во сне вертится. А с недосыпу он и работник не очень, я уж про прочее не говорю. Ну зимой-то и ладно, но весна же, сев, мало ли лемех плужный, или борона, а он квелый и как не здесь, вдруг что.
Я покивала - да, говорю, знаю такое средство, только за зиму у меня все подобрали, мне за ним надо будет сбегать, и не куда-то, а в смертные камни. У нее и глаза круглые стали. А я ей посмеялась - да перестань, говорю, выдумки это все, камни как камни, и все, что там выросло, не хуже прочего заваривается и пьется, или снаружи на людей мажется и трется. И идти за этим не тебе, а мне, и пошла бы я так и так, даже если бы ты не прискакала, так что иди домой и вернись через неделю, я как раз успею и набрать, и насушить. Она и пошла. А я с палисадом закончила, по канаве с граблями прошлась, пока зеленое через серое не пробилось, яблоню Арьянину обиходила и пошла в дом, в утренний путь собираться. Пути до смертных камней от меня полдня, так что или выходить затемно или возвращаться, и как по мне, так лучше выходить, чтобы после того как домой ввалишься, после дня-то на ходу, сил осталось хотя бы огонь к дровам поднести и чаю в кружку налить, не расплескавши. В общем, пришла, протопила, приготовила в дорогу завертку с едой, фляжку, все, что на себя, все, что с собой, прогоревшее выгребла дочиста, сложила дрова, на губешку бересты положила, щепок пучок на нее пристроила, чайник сверху повесила и легла сразу спать, но легла на лавку в горней, чтобы не заспаться. С утра как встала до сеней*, так сразу умылась, оделась, пояс с бабьим нацепила, котомку на плечо закинула и вышла. По синему идти не очень приятно, да и холодно, но как солнце встало, ноги пободрее пошли, да и дорогу развиднело. Однако, как к смертным камням подошла, туман там еще был. В туман-то в смертные камни входить - то еще счастье, однако делать нечего: сон-траву и правда было надо, и не только потому что обещала. И вот как чуяла: вошла - а там и Черный, на камешке присел, сухую травинку грызет, на меня смотрит. Ну что делать - вошла, поклонилась, здравствуй, говорю, хозяин, пришла у тебя травы взять, не из баловства - из лютой нужды. А сон-траву и правда берут от нужды, которая лютее некуда, хоть мужская, хоть женская, хоть головная, хоть иная. А если детская, ну в смысле отроческая - так это уже не нужда, а прямо-таки беда. Смотрю, Черный на меня смотрит, и улыбка у него на сторону ползет, а взгляд грустный становится. Ох, говорит, медсестричка. Опять мы с тобой сейчас про любовь беседовать будем, садись, в ногах правды нет. Я котомку перетряхнула, кофту в ней вниз подвинула, фляжку с заверткой кверху, на камне ее расположила и устроилась по походному, завязки от котомки под рукой, еду-питье опять же достать не трудно, ну и барыня в холе*. Отчего ж, говорю, не побеседовать, в тот раз разговор у нас с тобой интересный вышел, в этот раз, думаю, тоже скучно не будет. Он головой покивал, травинку из зубов не выпуская - да, как же, помню... и что, стало по-твоему, жив тот десантник-то? Я плечами пожала - да откуда ж, говорю, мне знать, сколько лет прошло. Тогда - выжил, а что потом с ним стало - не знаю я. Он опять одной стороной улыбнулся - неужели не интересно, спросил, знать? Я в ответ руками развела, как на краю окопа, когда с ним спорились над раненым, и говорю - да зачем же мне в чужую жизнь лезть, когда меня туда никто не звал и не просил? Тогда у меня был сестринский долг, да и тот был в том, чтобы этот парень не стал грузом, предметом в ящике, а выполнил свою боевую задачу и ушел жить свою жизнь, какая бы она ни была и сколько бы ее ни осталось. А что ты меня там за бруствером чуть не пришиб - так то твое право, на то ты оружная рука Смерти. Он озадачился, травинку изо рта вынул, в руке покрутил... то есть, ты тогда не наврала, говорит, и любовником он тебе не был. Я даже засмеялась - да ну, говорю, скажешь тоже. Со всеми спать, знаешь, так и дело делать некогда будет. Он тоже усмехнулся, бровь выгнул дугой - а что ж за дела такие, что для молодой красивой девушки важней чем с ладным парнем спать? Я так же, в усмешечку, отвечаю - а толку, говорю, в том ладном парне, если он станет одноразовым именно потому что я о нем не позаботилась? пусть уж себе спит с кем ему там больше понравится... когда-нибудь потом, и не под пулями и второпях, а на чистой постели и в охотку. Он головой покивал с усмешечкой - так ты мне это уже говорила, как раз в Будапеште и говорила, и ведь выдурила, зараза ты такая, его жизнь - я думал, для себя берешь, потому его с тобой и отпустил, руки не протянул, а ведь мог. Я тоже покивала - мог, говорю, еще и как мог, потому я и упиралась, и спорила до последнего. Он вдруг серьезный стал - слушай, говорит, вот только честно мне ответь, а ты счастлива была? Я даже растерялась - ну как, была, конечно. Много раз была. И тогда, когда этого десантника живым передала в санроту, и потом, когда объявили демобилизацию, и когда в госпитале инфаркт удачно останавливали, и когда я здесь у Петры в бане роды принимала, и... он на меня рукой машет - я, говорит, понял, понял все, я тебя не про людей спрашивал, я про тебя спрашивал. Слушай, говорю - ну сам ты посуди, разве же это не счастье - видеть, как другой человек живет свою жизнь, полную, целую, такую, как ему пряхи спряли и вы двое отмеряли? разве ж это не радость - видеть таких людей каждый день? жить среди них? даже если таких хотя бы один из двадцати - уже же хорошо. Он покивал, посмотрел мне в глаза - плохо посмотрел, без улыбки, насквозь, врать под таким взглядом никак невозможно, а правду говорить - так каждая буква как пудовая гиря во рту проворачивается - слушай, говорит, а что ж ты тогда, такая хорошая, тут сегодня делаешь? Или ты не знаешь, за чем ты сюда пришла и как так получилось, что тебя попросили о такой помощи? Я плечами пожала - а как же, говорю, не знать-то. Знаю, конечно. Сон-трава в округе только у тебя и растет, и не зря оно так. И от чего она нужна бывает - по ней видать: выходит из земли она с первым неверным теплом, и выходит сразу цветком. К земле цветки прибивает первым дождем и ветром - и больше уж до следующей весны цветов не видать, зато листья выходят после весенних гроз по настоящему теплу, и сок в них едкий и горький. Твой цветок, как есть твой, весь до корня до лепестка твой. И если он человеку занадобился - считай, рядом с ним кто-то тебя позвал. И не для себя позвал, а для него. Смотрю - а он на колокольчики эти синие, на стебли седые, смотрит, и улыбается опять одной стороной, и спрашивает меня, на них-то глядя - понимаешь ведь, почему их так зовут? Понимаю, говорю. Та нужда, от которой они помогают, она от несмиренной души, которая не хочет вещью быть, и скотиной бессловесной жить жизнь по чужой указке тоже несогласна. Сон они дают душе, а тело само ходит... сколько получится. И знаешь, вот что я тебе скажу. Вдохнула, сколько получилось, язык во рту провернула, и высказала: я все равно их наберу, посушу и ей для мужа дам. Потому что если он по зимнику в город не подался - а у него на то полных полгода было - то уже и не уйдет. Ну так пусть уж тогда спит, так хоть не больно. А мы с тобой... давай уж, раз встретились, за встречу выпьем, у меня немножко тут во фляжке плещется, да закусим чем земля послала а я принесла. Как-никак одна война за плечами у нас обоих. Он покивал, стопочки достал из кармана стальные, я из фляжки налила, завертку развернула, в ней хлеб с салом был, картошка и шкварочки жареные, выпили мы, закусили, он меня поблагодарил за привет, за угощение, за то что праздник с ним отметила - и подает букет большой, мне еле двумя руками взять, а в букете сон-трава, лиловая и цвета запекшейся крови, самые его цвета. Приняла я, поклонилась, встала с камня - и он встал, меня до выхода проводить. По дороге я его и спрашиваю - слушай, а куда все ж Самослав-то осенью тринол засунул, что такой шикарный фонарь тебе обеспечил? Он усмехнулся - потом, говорит, расскажу, сейчас настроения нет. Ты приходи, как время будет, тебя в гостях видеть хорошо.
Дошла я до дома легко, вошла - еще солнце даже кустов не коснулось, не то что травы, успела сон-траву разложить на бумагу в клети, растопку разжечь и лицо умыть - чувствую, падаю. Тяжелая она все же, сон-трава-то, тяжелее багульника даже, пока несла и то нанюхалась, а собирать-то... если бы он не помог, было бы и правда трудно. А так - трудов и не заметила. Послезавтра к вечеру досохнет, и можно будет в туесок убрать, ну кроме того, что обещано, как раз сколько ей надо и останется.
_________________________
* костер, кострище - место на приусадебном участке, используемое для сжигания садового мусора типа листьев и сухих веток, сомнительных с точки зрения иных бытовых надобностей - например, зараженных паразитами или гнилью. Ветки, перезимовавшие на земле под снегом, осторожные и опытные хозяйки сжигают, не проверяя на годность.
*до сеней - имеется в виду в туалет, он располагается обычно в сенях рядом с зимним помещением для скота, которое называется тоже кут, как и основное спальное помещение в доме
* имеется в виду - филейные части в тепле
-
-
09.05.2013 в 10:54-
-
09.05.2013 в 11:26-
-
09.05.2013 в 11:28*Погордившись, ушла собираться в лес*
-
-
09.05.2013 в 11:36-
-
09.05.2013 в 12:48-
-
09.05.2013 в 12:55-
-
09.05.2013 в 12:55-
-
09.05.2013 в 13:36-
-
09.05.2013 в 14:32-
-
09.05.2013 в 15:04-
-
09.05.2013 в 15:27-
-
09.05.2013 в 16:16Классно написано. Цикл мне "уральские сказы" напоминает, не по манере, а по атмосфере.
А мужика жаль.
-
-
09.05.2013 в 20:40-
-
09.05.2013 в 23:56Спасибо за сказ. Уточнить только можно? Я не поняла, это тот что ли парень, которого она спасла, кому трава предназначена? Или просто к слову та история пришлась?
-
-
10.05.2013 в 00:28Нет, это два разных мужчины, тот, спасенный, просто к слову пришелся, а этого спасать героиня смысла уже не видит, но вот... посочувствовала, как смогла.
-
-
10.05.2013 в 10:52Крым, Демерджи, начало мая.
Пыталась еще все серебряное поле сфотографировать - но не получилось, не видно его на фото ))
Очень хорошая и понятная у вас получилась иллюстрация тезиса "чем смогу - помогу".
-
-
10.05.2013 в 12:28-
-
10.05.2013 в 12:58-
-
10.05.2013 в 22:48-
-
10.05.2013 в 22:55-
-
10.05.2013 в 23:15-
-
10.05.2013 в 23:22-
-
11.05.2013 в 00:16-
-
12.05.2013 в 03:09В смысле, здорово! Но что ж они такие!! Которые в селе. Как-то очень уж досадно от этой истории чисто вот за них. Хотя обычное дело, ага.
-
-
12.05.2013 в 11:18-
-
12.05.2013 в 23:08-
-
13.05.2013 в 00:16-
-
19.05.2013 в 13:59И можно ли попросить ответа на тот вопрос, что задала _ЛАЙТ_?
Спасибо еще раз за серию.
-
-
19.05.2013 в 14:15А вопрос, который задала Лайт, требует длинного и развернутого ответа, и в цикле он положен между строк, кто найдет, тому и счастье
И еще раз спасибо за отзыв.
-
-
02.04.2015 в 03:26