С утра парило, земля вроде и холодная уже, и паутина полетела - а воздух стал, как в бане. А к обеду и громовик засветился. Громовик у меня давно, еще здесь не жила, он был уже, с собой возила. А здесь я его в руки деду пристроила, Дед у меня деревянный, резной, у деревенских-то все больше глиняные, и в руках держат кто медную монету, кто кружок браный с зернами, кто соломенное колесико - а у меня вот такой. И громовик у него. Арьяниного-то деда ей в лодку положили, как провожали, а у меня - мой, резчик в дом приезжал его делать.
Ну, как громовик засиял, я все дела отложила, потому что толку от моего деланья уже не будет, а летний очаг во дворе я раздула, и набрала картошки мелкой в погребе, ее намыла и поставила в стуколку* варить, а еще хлеба нарезала, достала из погреба цыганский балавас*, (коленки уже заметно так ходили ходуном), напластала сколько-то в тарелку, остальное обратно повесила... из погреба выбиралась уже на четырех, долго дышала, потом плюнула, да так на четырех и пошла до печки, заваривать что нужно.
По дороге поняла, что такими руками я, пожалуй, заварю... да и пошла назад, к лавке. Простокваша в сенях есть, меда полмисочки в горке стоит, что успела, то успела, что нет, то не понадобится. И с тем и прилегла на лавку, грозу ждать. Взобралась-то тоже, конечно, не вдруг, но какая разница, раз получилось. Дверь не закрывала, конечно, мало ли что, пусть открыто. А ты и пришел, тоже, видно, грозой придавило тебя, ишь, рожа красная как кирпич и ладанка на груди ходуном ходит. Откуда про грозу знаю? так вот он, громовик-то, у деда в руках, видишь как светится, а дед на горке наверху стоит, где посуда чистая, солонка и короб хлебный. Я знаю, что ты есть не хочешь. Ты после грозы захочешь. А сил готовить не будет. Откуда знаю? а с чем я, по-твоему, на лавке лежу и еле языком шлепаю?
Громовик мне в городе подарен был, когда я в госпитале работала. То есть, уже когда увольняли. В войну-то нас, девчонок молодых несемейных, полевыми медсестрами нанимали за хорошие деньги - ну я и поехала. Война и началась бестолково и кончилась... никак: Черный по своим делам пошел, солдаты - по своим. А мы-то, обученые, за госпиталями, к которым были приписаны, и разъехались. Перед самой отправкой бомба упала на станцию. И даже никто не пострадал, вроде... ну, так: три осколка по людям чиркнули, да мне вот не повезло. Сначала-то как мухи из глаз поразлетелись, я думала, что ничего, а на другой день смотрим - нет, чего. Руки ходуном ходят, так, что не то что ложкой есть - из чашки пить не получается, коленки ватные, и слова в голове не держатся. Ну, погрузили в вагон, привезли в госпиталь, положили в палату, подлечили, работать я начала, полгода проработала даже - а как весной грозы начались, так снова-здорово, все как в первый день после контузии. Потом забавней да забавней: мимо кабинета физического лечения не пройти, право-лево путать начинаю, в проводке пробои пальцем показываю сквозь обои, ну и дальше так же. Опять положили лечить, неделю поисследовали, и доктор, с которым я работала, говорит мне "у тебя метеозависимость". Мне даже обидно стало - я хоть и больная, да не дурная, и не вчера на свет родилась, зависимых я видела: припадошных кокаинеток пол-отделения, да марафетчиков-неедяк две палаты, да курцов почти этаж, кто без легких, кто без ног, кто без желудка - а дай им отравиться, иначе жизнь не жизнь, а мука смертная. Я уж про пьяниц не говорю, для них лечебниц полно, и платных и государственных. Доктор, говорю, какая ж я зависимая? зависимые вон, этажом ниже да двумя этажами выше, и им без своей гадости жизнь не в жизнь. Вот если бы мне только в грозу и было хорошо - я бы была зависимая, а если мне в грозу плохо, то... тут и замолчала. Погода-то не только гроза, вот так, мил-человек прохожий. А ты дыши, дыши, и водички себе на голову налей, тебе легче будет, ну и что, что лужа, вода не кровь, высохнет, а выживем так вытрем.
Ну я его и спрашиваю - это лечится ли хоть как-то, а он говорит - пока таких лекарств не придумали, поэтому будем тебе оформлять пенсию и увольнять по состоянию здоровья. Ну я погоревала, потом нос утерла, и решила, что вылечусь и в госпиталь работать вернусь. Пошла искать, кто это лечит. Нашла одну... врач, понимаешь, от слова врать. Она мне сразу не понравилась, но как она честно сказала, что может убрать проявления, а болезнь вылечить не в ее силах, так я смирилась, сердце в кулачок собрала и стала у нее лечится. Поначалу-то я ее слушалась, хоть и лечение ее было несуразно дорогое и непомерно трудное, но помогало. А потом у нас разговор такой вышел, в котором она мне прямым словом и сказала - вам, говорит, нужно подумать, зачем вам болезнь и какая вам от нее выгода. И удачно так сказала, как раз за полдня до грозы. Я слова-то в рот собрала... ах ты, говорю, пакость ты непотребная, стерьво ты весеннее, размокшее, кто ж тебя научил человека в его боли виноватить, и не затем ли ты это делаешь, чтобы тебе не сказали, что лечить ты не умеешь. С тем и ушла. Далеко-то не ушла, понятно. Под мостом лежала три часа, а потом подумала: а чего мне в городе делать, тут я уже всех обошла и всех выспросила, пойду с камней на землю, может там кто знает, как моей беде помочь. Так к Арьяне и пришла. Она уж старенькая была, сильно старше, чем я теперь. Жили мы с ней неплохо, не как мать с дочерью, но дружно и ладно, и она меня не вылечила, но как с этим жить, научила, и еще много чему, а я для нее то делала, что ей уже не по силам было, и до Белой тоже я ее провожала - ну не считая того, что полсела пришло лодке вслед посветить. Кустов да елок по дороге к ней я посчитала порядочно, да, как и ты, мил человек, штаны твои о том говорят в голос, если не слезами плачут.
Ну вот, как та гроза прошла, которую я под мостом пережидала, пошла я на квартиру, да в госпиталь свой, за документами и попрощаться. И прямо сказала, что из города уезжаю, и наверное навсегда. Девчонки заахали, а доктор из отделения физического лечения и говорит: правильно, это лучшее, что ты могла решить. И громовик подает в медной коробочке. Рассказал, как по нему следить за грозой, как хранить и куда поставить. Вот так вот, да, слева от окна, так, чтобы прямых лучей света ему доставалось как можно меньше, и только на закате или на рассвете. Видишь, как сияет, каждая трещинка в нем светится.
Ложись, прохожий, на пол, будем дышать и грозу ждать. Мне с лавки уже видно, что небо побелело, вот-вот тучи подойдут, прожить нам с тобой надо час с небольшим, а дальше оно само.
_______________________
*в стуколку - в кожуре или в скорлупе, и неважно, картошка оно или слива, репа или яйцо.
*балавас - по цыгански вообще "мясо", но в данном случае имеется в виду провесной соленый кусок вырезки в травяной обсыпке.
Ну, как громовик засиял, я все дела отложила, потому что толку от моего деланья уже не будет, а летний очаг во дворе я раздула, и набрала картошки мелкой в погребе, ее намыла и поставила в стуколку* варить, а еще хлеба нарезала, достала из погреба цыганский балавас*, (коленки уже заметно так ходили ходуном), напластала сколько-то в тарелку, остальное обратно повесила... из погреба выбиралась уже на четырех, долго дышала, потом плюнула, да так на четырех и пошла до печки, заваривать что нужно.
По дороге поняла, что такими руками я, пожалуй, заварю... да и пошла назад, к лавке. Простокваша в сенях есть, меда полмисочки в горке стоит, что успела, то успела, что нет, то не понадобится. И с тем и прилегла на лавку, грозу ждать. Взобралась-то тоже, конечно, не вдруг, но какая разница, раз получилось. Дверь не закрывала, конечно, мало ли что, пусть открыто. А ты и пришел, тоже, видно, грозой придавило тебя, ишь, рожа красная как кирпич и ладанка на груди ходуном ходит. Откуда про грозу знаю? так вот он, громовик-то, у деда в руках, видишь как светится, а дед на горке наверху стоит, где посуда чистая, солонка и короб хлебный. Я знаю, что ты есть не хочешь. Ты после грозы захочешь. А сил готовить не будет. Откуда знаю? а с чем я, по-твоему, на лавке лежу и еле языком шлепаю?
Громовик мне в городе подарен был, когда я в госпитале работала. То есть, уже когда увольняли. В войну-то нас, девчонок молодых несемейных, полевыми медсестрами нанимали за хорошие деньги - ну я и поехала. Война и началась бестолково и кончилась... никак: Черный по своим делам пошел, солдаты - по своим. А мы-то, обученые, за госпиталями, к которым были приписаны, и разъехались. Перед самой отправкой бомба упала на станцию. И даже никто не пострадал, вроде... ну, так: три осколка по людям чиркнули, да мне вот не повезло. Сначала-то как мухи из глаз поразлетелись, я думала, что ничего, а на другой день смотрим - нет, чего. Руки ходуном ходят, так, что не то что ложкой есть - из чашки пить не получается, коленки ватные, и слова в голове не держатся. Ну, погрузили в вагон, привезли в госпиталь, положили в палату, подлечили, работать я начала, полгода проработала даже - а как весной грозы начались, так снова-здорово, все как в первый день после контузии. Потом забавней да забавней: мимо кабинета физического лечения не пройти, право-лево путать начинаю, в проводке пробои пальцем показываю сквозь обои, ну и дальше так же. Опять положили лечить, неделю поисследовали, и доктор, с которым я работала, говорит мне "у тебя метеозависимость". Мне даже обидно стало - я хоть и больная, да не дурная, и не вчера на свет родилась, зависимых я видела: припадошных кокаинеток пол-отделения, да марафетчиков-неедяк две палаты, да курцов почти этаж, кто без легких, кто без ног, кто без желудка - а дай им отравиться, иначе жизнь не жизнь, а мука смертная. Я уж про пьяниц не говорю, для них лечебниц полно, и платных и государственных. Доктор, говорю, какая ж я зависимая? зависимые вон, этажом ниже да двумя этажами выше, и им без своей гадости жизнь не в жизнь. Вот если бы мне только в грозу и было хорошо - я бы была зависимая, а если мне в грозу плохо, то... тут и замолчала. Погода-то не только гроза, вот так, мил-человек прохожий. А ты дыши, дыши, и водички себе на голову налей, тебе легче будет, ну и что, что лужа, вода не кровь, высохнет, а выживем так вытрем.
Ну я его и спрашиваю - это лечится ли хоть как-то, а он говорит - пока таких лекарств не придумали, поэтому будем тебе оформлять пенсию и увольнять по состоянию здоровья. Ну я погоревала, потом нос утерла, и решила, что вылечусь и в госпиталь работать вернусь. Пошла искать, кто это лечит. Нашла одну... врач, понимаешь, от слова врать. Она мне сразу не понравилась, но как она честно сказала, что может убрать проявления, а болезнь вылечить не в ее силах, так я смирилась, сердце в кулачок собрала и стала у нее лечится. Поначалу-то я ее слушалась, хоть и лечение ее было несуразно дорогое и непомерно трудное, но помогало. А потом у нас разговор такой вышел, в котором она мне прямым словом и сказала - вам, говорит, нужно подумать, зачем вам болезнь и какая вам от нее выгода. И удачно так сказала, как раз за полдня до грозы. Я слова-то в рот собрала... ах ты, говорю, пакость ты непотребная, стерьво ты весеннее, размокшее, кто ж тебя научил человека в его боли виноватить, и не затем ли ты это делаешь, чтобы тебе не сказали, что лечить ты не умеешь. С тем и ушла. Далеко-то не ушла, понятно. Под мостом лежала три часа, а потом подумала: а чего мне в городе делать, тут я уже всех обошла и всех выспросила, пойду с камней на землю, может там кто знает, как моей беде помочь. Так к Арьяне и пришла. Она уж старенькая была, сильно старше, чем я теперь. Жили мы с ней неплохо, не как мать с дочерью, но дружно и ладно, и она меня не вылечила, но как с этим жить, научила, и еще много чему, а я для нее то делала, что ей уже не по силам было, и до Белой тоже я ее провожала - ну не считая того, что полсела пришло лодке вслед посветить. Кустов да елок по дороге к ней я посчитала порядочно, да, как и ты, мил человек, штаны твои о том говорят в голос, если не слезами плачут.
Ну вот, как та гроза прошла, которую я под мостом пережидала, пошла я на квартиру, да в госпиталь свой, за документами и попрощаться. И прямо сказала, что из города уезжаю, и наверное навсегда. Девчонки заахали, а доктор из отделения физического лечения и говорит: правильно, это лучшее, что ты могла решить. И громовик подает в медной коробочке. Рассказал, как по нему следить за грозой, как хранить и куда поставить. Вот так вот, да, слева от окна, так, чтобы прямых лучей света ему доставалось как можно меньше, и только на закате или на рассвете. Видишь, как сияет, каждая трещинка в нем светится.
Ложись, прохожий, на пол, будем дышать и грозу ждать. Мне с лавки уже видно, что небо побелело, вот-вот тучи подойдут, прожить нам с тобой надо час с небольшим, а дальше оно само.
_______________________
*в стуколку - в кожуре или в скорлупе, и неважно, картошка оно или слива, репа или яйцо.
*балавас - по цыгански вообще "мясо", но в данном случае имеется в виду провесной соленый кусок вырезки в травяной обсыпке.
-
-
27.07.2012 в 19:49-
-
27.07.2012 в 20:41-
-
27.07.2012 в 20:49-
-
27.07.2012 в 21:22-
-
27.07.2012 в 21:22Black_Anna a.k.a. Gaellio, и Вам спасибо
-
-
27.07.2012 в 21:23-
-
27.07.2012 в 22:35Когда каждый элемент сам себе законченное свитое нечто, и эти элементы друг в друга перетекают, образуют элементы следующего порядка, а те - следующего, причем не один набор в каждом "слое".
И все вместе при этом не путаница "глаза потеряешь", а структура/значение/внутренний живой порядок/ритм.
Арабские я не умею так "слышать", мне они именно что путанные и без внутреннего смысла (хоть и люблю их), в индийских - намеренное дыхание хаоса даже вроде в симметричных по идее узорах.
А тут... просто ради того, как слова и смысл друг за другом танец ведут, перечитываю.
Красиииииво... 7
-
-
27.07.2012 в 23:08Richana, я рада, что Вам нравится
-
-
28.07.2012 в 08:02-
-
28.07.2012 в 19:07Как так хорошо тут упомянуто о том, что будто бы (может, и не будто бы) болезни зачем-то болеющему надобны. Как будто специально их ищешь, чтоб об них убиться.
-
-
30.07.2012 в 14:16и снова очень вовремя
-
-
30.07.2012 в 18:42-
-
18.03.2015 в 11:46Бушует буря. После которой падает он именно что до гипогликемии и самое разумное , вот будь хоть прикованный к постели: кисель и каша типа овса, толокна с сухофруктами.( у меня обитает запас киселей в пакетиках и немного каши.)
Досыта, а то хуже будет.
Накануне можно спокойно сожрать плитку шоколада,т.к. в процессе возможно все и никак не отразится.
Всякое мороженое, леденцы, гамбургеры какие-то пустые.