Вчера-то последнее холодное утро было, дальше лето. Вот уже завтра прям, сегодня в смысле. Я потому собрала по хлебной корзине все корочки, пожарила на шкварочках, поставила яишнеться, и, пока оно у печки спеет, пошла в палисад, змеиный камень обихаживать, с кусачками для веток и скребком для мха.
И чего-то вместо того чтобы пойти, как положено, против солнышка от края куртинки в середину, к камню, начала к нему от тропы между грядками дорожку простригать. Смотрю - ненароком выстригла ковер и кресло каменное с подлокотниками и спинкой из сухих веток той яблоньки, которую я из семечка вырастила в тот год, как старая Арьяна до Белой пошла, а я вместо нее осталась. В общем, выстригла... Черному в самый раз присесть тяжбу править.
Поморщиться не успела - уже бегут... Два мальчишки, да девка, оба-трое перепуганные, да за ними баба идет - и не торопится, да торопится, и лицо у ней такое, как будто в кулаке таракана несет.
Утра пожелали, я кивнула в ответ, спросила, с чем пожаловали... приходи, говорят, подмоги удавленника снять. Ну удавленник так удавленник, не каждому же дню быть хорошим. Ладно, говорю, только не обессудьте, завтрак я все ж доем. А то до ужина уж присесть не придется, едали мы эти пряники.
Ничо, дождались. Да и много ли времени надо, чтобы яишню на хлебе прожевать и взваром запить наскоро?
Отряхнула руки, нож, ножницы да кошель с бумагами к поясу битой* юбки прицепила, раскидушку* надела... пошли. Пришли, как посмотрела я на красавца этого... ну точно, не миновать мне с Черным сей день здороваться. Это ж надо было над собой такое удумать, чтобы в подпол спускаться, надевши на себя собачий ошейник и за поводок, на него зацепленный, к дверной ручке привязаться. Ну и поскользнулся, конечно. И день такой, да и человек... по заслугам, короче, награда. Посмотрела я на эту панораму, на соседей зыркнула... урядника-то вызвали, спрашиваю, или как?
А он и голос подал из-за двери: кто там такой умный, говорит, ты, может, и грамоте знаешь, чтоб мне за понятыми не бегать? Знаю, говорю, ваша благонадежность, и грамоте знаю, и документы с собой. Подаю ему кошель, он в бумаги уткнулся, а я в подпол наклонилась... такой оттуда злобой шибануло, такой тоской... Не, говорю, не вытащу. Он тяжелый очень. Зовите мужиков, найдите поганой мешковины, да веревок, каких не жаль, да пару осин срубите, волокушу ладить будем. Долго ли, коротко... изладили волокушку, под него подсунули, дернули втроем, выволокли сразу из избы и ко мне потащили на двор. А там уж и Черный сидит. На новеньком креслице. Только мужики волокушку сбросили, веревки на мешки закинули да пошли до оврага в ручье руки мыть, да Их Благонадежность с моим кошелем и своей ташкой* добежал, как Черный глаза открыл, косу рядом положил - а окосьем к себе, значит, больших смертей в этом году ждать не стоит - и мне велел говорить.
А тут и урядник как раз спрашивает, что я могу рассказать как незаинтересованное лицо о жизни и смерти самоубийцы. И вот стою я меж них - Черный на камне сидит, и уряднику не виден, урядник на мой садовый чурбачок присел, на котором я сорняки разбираю, какие в суп, какие в клеть сушить, и Черному его не видать - и обоих спрашиваю - с чего начинать-то? и они мне хором, друг друга-то не слыша, и говорят: сначала. А начало было тому года за три... Ну, я и начала.
Этот-то, покойник плохо испеченный, шутник при жизни был большой. И все больше любил такие шутки, за какие в зубах бывают промежутки.
Били его, правда, реже чем следовало бы, потому что стоило на него в ответ замахнуться, он начинал сам первый смеяться и говорить - да ты что, шуток не понимаешь, дурной что ли совсем. Ну а дурным быть кому хочется.
Нет, я не знаю, откуда он тут взялся. И никто не знает, я спрашивала. Пришел. Не то чтобы не спрашивали. Он просто любитель был еще ответить вопросом на вопрос, его вот спросишь - откуда пришел, а он в ответ - а тебе почему интересно? Ему скажешь - ты так лучше не шути, а он в ответ - а ты, верно, чем-то в жизни обиженный, если тебя простые шутки так задевают. Девки от него ко мне раз несколько прибегали, просили... ну, средство. Неее, что вы, Ваша Благонадежность, не это. А чтоб сильно не кровило. Когда в первый раз, да не особо аккуратно обойдутся, знаете... А признаваться в слабости у нас не принято как-то. Одна и у меня оставалась, отлеживалась пару дней, ага, ну что же - в жизни и так бывает. Я ей, помнится, еще пустырник капала на водочке. А то она спать не могла и все плакала. И с собой еще чекушку дала. И она ко мне с этой с чекушкой, уже пустой, еще пару раз за ним же и прибегала, за пустырником-то. Бабы с того времени осторожнее стали, одни не стирали больше, и купаться, или там по ягоды, только вместе ходили. А я в тот год змей в палисаде и завела, еще ходила Змеиной Матери кланяться и за камень возчикам платила. Тяжелыыыый... на двух битюгах везли.
Жил где? Он на два, не то три дома жил, я сначала пыталась приметить, да запуталась. А в позапрошлом лете у одной из трех тех у кого-то из соседок дочка стала подрастать. Не, не у одной из трех его жен, а у кого-то, кто рядом жил с кем-то из них. Мне с моих выселок не видать, но в общем, около. Ну и девочка такая... немножко не здешняя, как если б ее русалка поцеловала. Я сначала думала ее учить. А тут это все случилось и стало все совсем не так как я думала. В общем, она ко мне прибегает, девчонка-то, в один из дней, и спрашивает - а что, я уже достаточно взрослая, чтобы меня... вот это самое. И прямым словом, простая душа, говорит. Я аж поперхнулась. А как продышалась, спросила, кто ж ее надоумил на эту мысль - ну она его и назвала. А дома у нее не то чтоб весело, по ней видать, локти все в синяках до пальцев и тощая - плюнуть не на что, не то что вот это вот. И умная, жалко ее, я ж говорю - думала учить. Да какое там ее учить, если ее в потребу пустить прежде чем мяса наберет... Ну я и... в общем, моя вина. Дело-то летом было. Я ее и повела к озеру, под видом что мне самой уже плавать за кувшинками не с ноги, а ей нормально, а пока сохнет, я ее угощу - сырничков там, или оладушек с медом: вот и день прошел не зря, и она занята и сыта, и мне польза. Кувшинки-то зачем? да от ожогов. Ну и не только. От вдовьих болей, от ночных кошмаров, от страха когда испытание держать надо, а ноги подкашиваются, от смущения перед злыми людьми.... Одолень-трава она. Не зря так зовут. Ну вот, она неумелыми руками-то рвала, пару корешков и осталось на стеблях.
Цветки я отняла сразу, стебли сварила, да пока щи кипели, ее и вымыла всю, от макушки до пяток. И корешок один в шелк зашила ей, сказала на шее носить и никому не показывать, и не снимать даже в бане, пока замуж не выйдет. И на другое лето ее сначала рекрутеры в город сговорили в больничку, а теперь она там и учится. Фельдшер будет. Или даже доктор... Одолень-трава - она и так помогает тоже, да.
А у этого с того дня и не заладилось. Шутил он плохо, на чужой слезе его смех стоял, вот слезы-то ему и перестало хватать. Его как видеть с того дня перестали. Ну ходит и ходит. Мелет ерунду и мелет. Ерундил он все чудней с каждым днем, да все без толку. Смеялись с его шуток мало, а плакать и вовсе перестали. Он сколько-то времени для себя пошутил... вот, дошутился. Малая такая щепочка - а ногу он занозил, прыть порастерял.
Их Благонадежность мои бумаги мне отдал, ташку раскрыл, достал линованый лист с рамкой по краю и печатью внизу, со слов моих записал, что я сказала, потом второй лист достал, с другой уже рамкой и двумя печатями, и в нем вывел, что покойный умер по причине своей неосторожности, и повинных в его смерти кроме него самого нет и быть не может, на чем вопрос и закрывается, а тело будет передано в больницу как невостребованное, поскольку три живых жены одновременно - это значит, мужчина бессемейный, и хоронить его некому. Черный с камня кивнул, ладонь протянул... да, говорит, мое семя, мне и забирать.
Выдохнула я... тут и день кончился. Сегодня вот сижу, стригу. А то змеи выползут, наколются, а я Змеиной Матери клялась их холить и не обижать.
А вон и она идет родной дом проведать, малая щепочка. Хотя - какая она теперь щепочка. Белая она кувшинка, бабина она ошибка. ... или не ошибка? жарко сегодня. Первый день как лето. Не буду думать. Буду сухие ветки стричь.
_____
*"Битая" юбка, в отличие от "шитой" шьется из шести попарно соединенных косынок с печатным набивным рисунком, верхние углы которых, будучи особым образом подвернуты и перекинуты через пояс, образуют карманы, в промежутках между карманами к поясу цепляются разные бытовые мелочи - кошельки, ножи, ключи и прочее. Юбка эта также надевается поверх рубашки, но в отличие от "шитой" юбки, "битая" считается рабочей или повседневной одеждой.
* "раскидушка" - деталь повседневной одежды, жилет из двух полотнищ, соединенных по всей длине спины и по бокам в области талии; носят раскидушку и мужчины и женщины, она используется в межсезонья и в середине зимы для утепления под зимнюю одежду.
* "ташка" - полевая сумка военного или должностного лица для хранения бумаг и географических карт, чернильницы, перьев и карандаша. Хотя особо опытные воины и чиновники ухитряются размещать между бумаг плоскую флягу с согревающими напитками, запас табаку и курительной бумаги и разные ценные мелочи, ташка для этого вообще-то не предназначена.
И чего-то вместо того чтобы пойти, как положено, против солнышка от края куртинки в середину, к камню, начала к нему от тропы между грядками дорожку простригать. Смотрю - ненароком выстригла ковер и кресло каменное с подлокотниками и спинкой из сухих веток той яблоньки, которую я из семечка вырастила в тот год, как старая Арьяна до Белой пошла, а я вместо нее осталась. В общем, выстригла... Черному в самый раз присесть тяжбу править.
Поморщиться не успела - уже бегут... Два мальчишки, да девка, оба-трое перепуганные, да за ними баба идет - и не торопится, да торопится, и лицо у ней такое, как будто в кулаке таракана несет.
Утра пожелали, я кивнула в ответ, спросила, с чем пожаловали... приходи, говорят, подмоги удавленника снять. Ну удавленник так удавленник, не каждому же дню быть хорошим. Ладно, говорю, только не обессудьте, завтрак я все ж доем. А то до ужина уж присесть не придется, едали мы эти пряники.
Ничо, дождались. Да и много ли времени надо, чтобы яишню на хлебе прожевать и взваром запить наскоро?
Отряхнула руки, нож, ножницы да кошель с бумагами к поясу битой* юбки прицепила, раскидушку* надела... пошли. Пришли, как посмотрела я на красавца этого... ну точно, не миновать мне с Черным сей день здороваться. Это ж надо было над собой такое удумать, чтобы в подпол спускаться, надевши на себя собачий ошейник и за поводок, на него зацепленный, к дверной ручке привязаться. Ну и поскользнулся, конечно. И день такой, да и человек... по заслугам, короче, награда. Посмотрела я на эту панораму, на соседей зыркнула... урядника-то вызвали, спрашиваю, или как?
А он и голос подал из-за двери: кто там такой умный, говорит, ты, может, и грамоте знаешь, чтоб мне за понятыми не бегать? Знаю, говорю, ваша благонадежность, и грамоте знаю, и документы с собой. Подаю ему кошель, он в бумаги уткнулся, а я в подпол наклонилась... такой оттуда злобой шибануло, такой тоской... Не, говорю, не вытащу. Он тяжелый очень. Зовите мужиков, найдите поганой мешковины, да веревок, каких не жаль, да пару осин срубите, волокушу ладить будем. Долго ли, коротко... изладили волокушку, под него подсунули, дернули втроем, выволокли сразу из избы и ко мне потащили на двор. А там уж и Черный сидит. На новеньком креслице. Только мужики волокушку сбросили, веревки на мешки закинули да пошли до оврага в ручье руки мыть, да Их Благонадежность с моим кошелем и своей ташкой* добежал, как Черный глаза открыл, косу рядом положил - а окосьем к себе, значит, больших смертей в этом году ждать не стоит - и мне велел говорить.
А тут и урядник как раз спрашивает, что я могу рассказать как незаинтересованное лицо о жизни и смерти самоубийцы. И вот стою я меж них - Черный на камне сидит, и уряднику не виден, урядник на мой садовый чурбачок присел, на котором я сорняки разбираю, какие в суп, какие в клеть сушить, и Черному его не видать - и обоих спрашиваю - с чего начинать-то? и они мне хором, друг друга-то не слыша, и говорят: сначала. А начало было тому года за три... Ну, я и начала.
Этот-то, покойник плохо испеченный, шутник при жизни был большой. И все больше любил такие шутки, за какие в зубах бывают промежутки.
Били его, правда, реже чем следовало бы, потому что стоило на него в ответ замахнуться, он начинал сам первый смеяться и говорить - да ты что, шуток не понимаешь, дурной что ли совсем. Ну а дурным быть кому хочется.
Нет, я не знаю, откуда он тут взялся. И никто не знает, я спрашивала. Пришел. Не то чтобы не спрашивали. Он просто любитель был еще ответить вопросом на вопрос, его вот спросишь - откуда пришел, а он в ответ - а тебе почему интересно? Ему скажешь - ты так лучше не шути, а он в ответ - а ты, верно, чем-то в жизни обиженный, если тебя простые шутки так задевают. Девки от него ко мне раз несколько прибегали, просили... ну, средство. Неее, что вы, Ваша Благонадежность, не это. А чтоб сильно не кровило. Когда в первый раз, да не особо аккуратно обойдутся, знаете... А признаваться в слабости у нас не принято как-то. Одна и у меня оставалась, отлеживалась пару дней, ага, ну что же - в жизни и так бывает. Я ей, помнится, еще пустырник капала на водочке. А то она спать не могла и все плакала. И с собой еще чекушку дала. И она ко мне с этой с чекушкой, уже пустой, еще пару раз за ним же и прибегала, за пустырником-то. Бабы с того времени осторожнее стали, одни не стирали больше, и купаться, или там по ягоды, только вместе ходили. А я в тот год змей в палисаде и завела, еще ходила Змеиной Матери кланяться и за камень возчикам платила. Тяжелыыыый... на двух битюгах везли.
Жил где? Он на два, не то три дома жил, я сначала пыталась приметить, да запуталась. А в позапрошлом лете у одной из трех тех у кого-то из соседок дочка стала подрастать. Не, не у одной из трех его жен, а у кого-то, кто рядом жил с кем-то из них. Мне с моих выселок не видать, но в общем, около. Ну и девочка такая... немножко не здешняя, как если б ее русалка поцеловала. Я сначала думала ее учить. А тут это все случилось и стало все совсем не так как я думала. В общем, она ко мне прибегает, девчонка-то, в один из дней, и спрашивает - а что, я уже достаточно взрослая, чтобы меня... вот это самое. И прямым словом, простая душа, говорит. Я аж поперхнулась. А как продышалась, спросила, кто ж ее надоумил на эту мысль - ну она его и назвала. А дома у нее не то чтоб весело, по ней видать, локти все в синяках до пальцев и тощая - плюнуть не на что, не то что вот это вот. И умная, жалко ее, я ж говорю - думала учить. Да какое там ее учить, если ее в потребу пустить прежде чем мяса наберет... Ну я и... в общем, моя вина. Дело-то летом было. Я ее и повела к озеру, под видом что мне самой уже плавать за кувшинками не с ноги, а ей нормально, а пока сохнет, я ее угощу - сырничков там, или оладушек с медом: вот и день прошел не зря, и она занята и сыта, и мне польза. Кувшинки-то зачем? да от ожогов. Ну и не только. От вдовьих болей, от ночных кошмаров, от страха когда испытание держать надо, а ноги подкашиваются, от смущения перед злыми людьми.... Одолень-трава она. Не зря так зовут. Ну вот, она неумелыми руками-то рвала, пару корешков и осталось на стеблях.
Цветки я отняла сразу, стебли сварила, да пока щи кипели, ее и вымыла всю, от макушки до пяток. И корешок один в шелк зашила ей, сказала на шее носить и никому не показывать, и не снимать даже в бане, пока замуж не выйдет. И на другое лето ее сначала рекрутеры в город сговорили в больничку, а теперь она там и учится. Фельдшер будет. Или даже доктор... Одолень-трава - она и так помогает тоже, да.
А у этого с того дня и не заладилось. Шутил он плохо, на чужой слезе его смех стоял, вот слезы-то ему и перестало хватать. Его как видеть с того дня перестали. Ну ходит и ходит. Мелет ерунду и мелет. Ерундил он все чудней с каждым днем, да все без толку. Смеялись с его шуток мало, а плакать и вовсе перестали. Он сколько-то времени для себя пошутил... вот, дошутился. Малая такая щепочка - а ногу он занозил, прыть порастерял.
Их Благонадежность мои бумаги мне отдал, ташку раскрыл, достал линованый лист с рамкой по краю и печатью внизу, со слов моих записал, что я сказала, потом второй лист достал, с другой уже рамкой и двумя печатями, и в нем вывел, что покойный умер по причине своей неосторожности, и повинных в его смерти кроме него самого нет и быть не может, на чем вопрос и закрывается, а тело будет передано в больницу как невостребованное, поскольку три живых жены одновременно - это значит, мужчина бессемейный, и хоронить его некому. Черный с камня кивнул, ладонь протянул... да, говорит, мое семя, мне и забирать.
Выдохнула я... тут и день кончился. Сегодня вот сижу, стригу. А то змеи выползут, наколются, а я Змеиной Матери клялась их холить и не обижать.
А вон и она идет родной дом проведать, малая щепочка. Хотя - какая она теперь щепочка. Белая она кувшинка, бабина она ошибка. ... или не ошибка? жарко сегодня. Первый день как лето. Не буду думать. Буду сухие ветки стричь.
_____
*"Битая" юбка, в отличие от "шитой" шьется из шести попарно соединенных косынок с печатным набивным рисунком, верхние углы которых, будучи особым образом подвернуты и перекинуты через пояс, образуют карманы, в промежутках между карманами к поясу цепляются разные бытовые мелочи - кошельки, ножи, ключи и прочее. Юбка эта также надевается поверх рубашки, но в отличие от "шитой" юбки, "битая" считается рабочей или повседневной одеждой.
* "раскидушка" - деталь повседневной одежды, жилет из двух полотнищ, соединенных по всей длине спины и по бокам в области талии; носят раскидушку и мужчины и женщины, она используется в межсезонья и в середине зимы для утепления под зимнюю одежду.
* "ташка" - полевая сумка военного или должностного лица для хранения бумаг и географических карт, чернильницы, перьев и карандаша. Хотя особо опытные воины и чиновники ухитряются размещать между бумаг плоскую флягу с согревающими напитками, запас табаку и курительной бумаги и разные ценные мелочи, ташка для этого вообще-то не предназначена.
-
-
16.03.2015 в 14:58Относительно юморыстов такого плана. Возможно, так везло только мне, но в рамках данного типажа кажется распространенным убеждение, что повторять свои репризы они могут с одними же и теми людьми и бесконечно, и еще им за это ничего практически не будет. Если одна пошучена милая шутка, то она, конечно же, не встретит никакого отпора.
И это очень часто печальная ошибка. Как и ходить все время по одним и тем же дворам.