Листопад прошел, а листогноя нет и нет, землю сухим морозом схватило, снега нет, иней один да туманы от реки, и не станет она никак. Я уж и рябину поставила, и осиновой коры надрала, и груздей последних засолила, и огород перетрясла, и листья все сгребла и в шины навалила, чтобы огород мой не померз без снега-то, и в город съездила одним днем за полотном, вандошек себе наделать да бродней запас обновить, нашила и проварила со щелоком, и даже носки начала вязать, длинные, полосатые. Тем случаем по вечерам повадилась на мельницу бегать, тем более что там полдеревни толчется по этой погоде то: одним муки смолоть, другим зерна на кашу обрушить, а на самом деле все за солодом ходят, пиво варить. А я, честно-то говоря, просто уже не знаю, чем и заняться, а так на мельнице вроде и при деле, жданки жду, носки вот вяжу себе, пока дело мое само себя делает. В вязево-то нос уткнув, вроде как и занята, окликнуть неудобно, если без дела - а уши свободны, и не хочешь да разговоры послушаешь. У кого телята, у кого козлята, кто свинью колол, а она полдня с ножом в боку бегала, кто дочь сватал, а она в город убежала - и с концами, не нашли, у кого на дом вяз упал... а, не вяз упал: сосед пропал. Ну тоже бывает, в лес по осени с ружьем ходить - оно может для котла и прибыльно, а с другой-то стороны та прибыль дорого достаться может.
Рта не раскрывать - никто и не вспомнит, кто тут сидел, да что слушал. Вот и про артельщиков моих рассказали: объявилось на заправке новое братство, пока без места, братья Огнёвы, восемь человек, подряжаются на разные работы, лесные и полевые, по запросу, вроде аккуратные и старательные, кто-то нанимал уже, жалоб нет. А за заправкой и почту помянули, что курьерская служба там не полностью набрана, а ни вдов молодых, ни сирот-бесприданниц больше нет, одна Нежата Речникова была, вот, работает, а из семейных не пойдет никто, да какая ж семья в здравом уме свою кровиночку на такое толкнет, это же надо вовсе сердца не иметь, на заправке и то лучше. А курьеры, которые были, все истратились. С одной летом авария сделалась, она не ездит, на почте сидит, другая с дальним поручением поехала и не вернулась, а третья возьми да замуж выйди, причем не молоденькая уже, чуть не тридцать ей уже было-то, что ее понесло, поди пойми. И получается, что ездят сейчас Нежата и Тарья, а больше некому. Есть две, а положено шесть, вот так, и брать неоткуда, ни монастырь, ни сестринство своих не отдаст, а непристроенных нету. Парней набрать? Ну ты еще за прялки предложи посадить их. Или вот еще спицы в руки дать, пускай носки вяжут, самое мужское дело. Да не смеши ты, бога ради, будто не понимаешь. Бабье тело богом так приспособлено, чтобы все дельное у бабы было между коленями, а мужик сделан так, чтобы у него все дельное было в руках, ну куда мужику на мотоциклетное седло? ни скорости, ни верткости, ни точности, не езда, а один позор. Так же как и бабе за баранкой делать нечего. Городские-то коляски дело другое, не ровняй, в них козу посади, так и она поедет. А большая дорожная машина - для мужика, равно как мотоцикл - бабский транспорт, и не о чем тут говорить... веселые, в общем, разговоры, а я сижу, знай петли провязываю да спицы меняю. И тут как раз Тарья входит - день добрый, говорит, мне бы хозяина, или счетных кого. Счетный тут же сидит в журнал кропает, голову приподнял - счетный, говорит, здесь, что Вам интересно. Тарья к нему идет, прямо в шкуре своей курьерской, даже ворот не расстегнула, видно, намерзлась за день-то, а он едва к середине подошел, и из ташки на ходу достает купчую опись и чек - извольте отпустить, говорит, согласно описи, и внести в чек сумму. Обчество и примолкло.
Счетный в опись глянул - позволь, говорит, но тут же пешком версты не будет. А Тарья только плечом в ответ повела: если цену платят за курьерскую доставку, значит, им так лучше. Счетный ей кивнул - ну да, говорит, оно конечно так, но только есть в этом что-то странное. И к обчеству обращается - люди, говорит, тут из чумной стражи есть кто? или позвать можете? Ну, делать нечего, подняла я голову от спиц - ну, говорю, я из чумной стражи. Счетный мне - а будьте любезны плечико предъявить, для верности. Ну предъявить так предъявить, мне-то что - извольте, говорю, смотрите - с тем шнурок распустила и все, что на мне было навернуто, с плеча спустила. А он с лупой подошел - скарификаты некрупные же сами по себе, да и сглаживаются со временем. Ну, посмотрел мне на плечо-то в лупу, ага, говорит, вижу скарификат, подлинный и по срокам годный, а рядом это что у вас такое, сударыня, за меточка, я такую не видал. Я ему - эта вакцина уже не используется, ее в войну прививали. Он лупу-то опустил, в лицо мне глянул - тяжелая? я плечом повела, всю кучу одежды натягивая обратно - да не, не очень, гадкая в меру, архангельская трудней. Тем временем Тарья мешки как раз увязала в стандартный баул курьерский - я говорит, готова, можно ехать. Я поежилась - слушай, говорю, может я сама добегу, только дом укажи. Она только головой крутит - нет, адресов много, ждать некогда... Ой, светы ясны, снеги белы, где же вы потерялись, жизнь моя отчаянная беспросветная... вторым седоком на курьерском мотоцикле, да боком, потому что в юбке, хоть и пути было на четверть малой дольки, но вылететь можно каждую секундочку, а земля схватилась уже. И оттого становятся эти четверть дольки безразмерными и бесконечными, ну да ничего, доехали. Смотрю я - а приехали-то не куда-нибудь, а к Всеславе Викентьевне, и встречают нас у ворот молодец и при нем три белые собачки размером с телка, я на них посмотрела, пригляделась - ой, говорю, я таких песиков знаю, московская сторожевая порода, правильно? молодец мне покивал - верно, говорит, а кто вы такая и зачем с курьером прибыли? Здравствуйте, говорю, я из чумной стражи, меня сюда общество направило, проверить, все ли в порядке. Молодец и помрачнел - нет, говорит, не все в порядке, но чумная стража здесь помочь ничем не может. Я руками развела - верю, говорю, но отвечать перед обществом, а если что, то и перед волостью тоже, я буду не с ваших, сударь, слов, а лично, так что позвольте пройти. Он и подвинулся, и собак придержал. Так-то они не злые, просто строгие: если у них человеку доверия нет, повалят, лапой придержат и будешь так лежать, пока ее не отзовут, еще если послушает, а на дворе не май месяц. С другой стороны, и с чумной стражей не забалуешь: если я до вечера отчет обществу не предоставлю, уже впятером пойдут другие-то, и с полицией. В дом прошли мы - а там тишина, ну да Всеслава Викентьевна никогда не любила много народу на дворе. Без охраны никак, библиотека же у нее в усадьбе прямо, и там томики есть не из дешевых, за некоторые можно если не Горыныча, так Муромца точно прикупить, причем в полной комплектации - но и тут народу много не занято: собак три-четыре в смене, а молодцов двое, а то и один. А из остальных только девушка-горничная, еще разнорабочая и на кухне кто-то, у которого ключи и амбарные книги, вот и все население, кроме хозяйки. По дому пошли - зала, понятное дело, пустая, раз продуктовый заказ курьер везет, ну да Тарья сразу на кухню и пошла с расчетами. А я за ней увязалась. В кухне нас встретил хмурый дядька чуть постарше меня, и на дверь он зыркнул, как мы входили, так, что были б над дверью пауки - так и они б попадали, настолько мрачный вид у него. А увидел меня - и лицом обмяк сразу. А обратился к Тарье. Ой, говорит, догадалась, привезла лекарку, спасибо тебе. И мне - ни здрасьте, ни имени-отчества - сразу к сути перешел, видимо, припекла его та суть по самое больше не надо. Говорит - уже не знаю, чем и кормить, травится только что не водой. Овсянку сварил - так и та не пошла. Ну я тоже рассусоливать не стала - а еще, говорю, чем обнадежишь, вали уж сразу все сюда, полной кучей-то оно понятнее.
Он вздохнул, к столу присел - колени болят у нее. И плечи тоже. Палочку я ей вырезал, хорошую, ореховую, но когда плечи болят, опереться-то тоже никак, вот и не ходит она. Ну точнее как не ходит - ходить не ходит, но и не лежит. То пишет, то вышивать пытается, то в библиотеке сидит, а то привалится где придется и от боли плачет. Поплачет, встанет и опять ползает. Ложку роняет, а библиотеку всю уже перебрала. А есть не может, от всего мутит ее, а не мутит так тошнит. Ага, говорю, ну, пойдем смотреть. И пошли мы смотреть. Хозяйку нашли в кабинете на диване, в позе брошенной тряпки, без кровинки в лице, с глазами, распахнутыми во всю небесну ширь и с закушенной губой. Я, чтоб вопросов не было сразу и отрекомендовалась - доброго дня говорю, чумная стража. У ней из глаз даже боль ушла и смехом взгляд плеснул. Вовремя, говорит, матушка, ничего не скажешь. Не сочти за труд, подай мне воду, а то я пойти-то за ней пошла, да как-то не дошла. Я со стола взяла графин, налила в стакан, напоила ее осторожно, мужика с кухни за пуговицу поймала и говорю - значит так, сейчас бежи бегом на мой двор, на выселки за Новую, двор приметный, у забора черемуха торчит, не перепутаешь, войдешь в горню, там над печкой полка, на ней от края справа второй туес, весь его бери и волоки сюда, будем поправлять вашу беду.
Он и побежал. Туес мой, однако, прибыл раньше него, привезла его Нежата. Тарья как раз закончила разгружать баул, а было там прилично, без четверти пуд, и с отрезанной частью купчей ведомости пришла за подписью. А у хозяйки и руки не держат, так что пока она собиралась роспись поставить, туес уже прибыл и на столе разместился. Нежата с Тарьей поручкались, переглянулись, Нежата говорит - ну я поехала? Тарья ей - ага, езжай, меня не ждите, я еще половину не развезла. Нежата ей - тогда давай мне половину от твоей половины, неустойки дороже выдут, Тарья поежилась - не, половину не дам, треть забирай. Нежата помолчала, бровью двинула - как хочешь, говорит. Пакеты взяла, галки на обертках, где надо, поставила и вышла. И только мотор ее слышно перестало быть, как мужик пришел. Во, говорит, раньше меня прибыл туес-то. Я ему - да уж вижу. Иди с ним на кухню, я к тебе сейчас приду. Сама барыню за руку взяла, где надо, прижала - расписывайтесь, говорю, у вас на это есть три минуты, потом опять заболит. Она с духом собралась, завитушки все свои нарисовала, и опять упала. Эк вас, говорю, кто ж вас так морозил-то и где. Она попыталась плечом пожать, да не очень вышло, я движение скорее угадала, чем увидела - в Смольном институте, конечно, говорит, где же еще. Меня от удивления чуть к полу не приморозило. Всеслава Викентьевна, говорю, но это же было столько лет назад, вы с тех пор уже не только мать, но и бабушка, не только жена, но и вдова, неужели за все это время вы так и не можете отличить, тепло вам или холодно? она мне улыбается так, насколько может, растеряно и бледненько - нет, говорит, так и не умею. Дети в городе, внук и внучка вообще в Петербурге, дом топить не для кого, а для себя я забываю, только в читальные дни с утра говорю протопить. Ага, говорю, я сейчас расскажу, как лекарство для вас готовить, и вернусь, договорим.
На кухню пришла - смотрю, мужик-то туес открыл и так с подозрением внутрь него смотрит. Я ему смеюсь - что, дядька, не узнал или не видал? Он плечами пожал - да может и видал, но я по лесам-то только по грибы и ягоды ходок, я же повар, в городе в ресторане портовом работал пятнадцать лет, и потом по заправочным станциям на жилых этажах* еще больше десяти, съедобное-то распознаю, а остальное от случая к случаю. А, говорю, ну вот, знакомься, это декоп, он же сабельник, от вашей беды решение. Дай мне посудину, я тебе отсыплю половину, до зимы хватит вам, летом ко мне придешь, пойдем его добывать, одной зимой тут не обойдется. Вот слушай. Сейчас наваришь кипятка, засыплешь корешки в корчажку не широкую, так, чтобы дно покрыть на два пальца, и зальешь кипятком, укутаешь после и так два часа продержи. Пить ей давай теплым, перед едой за полдольки, по полстакана, и раньше чем через полдольки, кушать не подавай. Делай так до тепла, пока полный лист не развернется, потом можешь перестать до первых звезд*, а после первых звезд придешь ко мне на двор, свожу тебя по новый сабельник на болота, и снова будешь такое лекарство ей готовить всю осень, зиму и полвесны, а если год холодный будет, то и не прерываясь.
С тем ему в жестянку большую из-под чая насыпала половину из туеса, остальное забрала и пошла опять к Всеславе Викентьевне, с ней сидеть. Пока настой два часа упаривался, она меня обо всем расспросила - и откуда я родом, и кто такая, и как меня в Новую занесло, и когда Арьяну проводили, и как я с контузией одна живу. А как мужик настой-то принес в стакане и снова на кухню убрался, она отпила - странно, говорит, вкуса нет совсем. Я ей киваю - это так и должно быть, это так всегда бывает, когда свою траву пьешь, нужную, а как вкус появился, надо слушать нравится ли, и если не нравится, то пить больше не надо. Она эти полстакана слизнула и не заметила, крутит стакан-то пустой в руке и поставить не хочет - еще бы, от настоя нагрелся, а у нее все кости и все жилочки проморожены, и не захочешь, да руки не отпустят.... Она и говорит - ну хорошо, Есения, лекарство, допустим, я пить буду, но вы же говорите, что одним лекарством дела не поправить, а следить за теплом в доме я не могу и не умею. Я лицо посерьезнее сделала так... Всеслава Викентьевна, вы, говорю, не поверите, но я когда к вам через дом шла, я там такую большую комнату видела... для танцев в самый раз, заодно и повод протопить. Она как засмеется - смотрю, слегчало ей, и правда, зацепился корешок за косточки. Попрощалась с ней, через кухню прошла на выход, мужику сказала - иди кушать подай, пока полчаса есть, глядишь, у нее душа и примет что-то. И на мельницу побежала бегом-бегом, пока не темно. Пока бежала, солнце не только за горизонт завалилось, но и свет с собой утащило, еле-еле полоска розовела. Вошла, смотрю - все, кого оставила, уходя, там сидят, ждут. Я вошла, как положено, до счетного стола дошла, и громко так внятно сказала - заразных больных во время посещения не увидела. Клубок со спицами забрала, мешок свой подхватила и домой пошла. Пришла, вижу, печка с утра еще не дотопилась, так я только сидор с плеча скатила, туес на стол поставила, в печку еще полную охапку дров зарядила, спиной к ней села и сижу: намерзлась за день-то и не заметила.
----
* жилые этажи на заправочнх станциях - верхние этажи комплексов, на них расположены жилые помещения, а кроме них "гамалейки" - прививочные кабинеты - и смотровые и манипуляционные кабинеты для минимальной медицинской помощи, а также помещения, занятые под досуговые и образовательные нужды.
* первые звезды в районе Свири становятся видны в десятых числах августа, в это время обычно приходят первые ночные холода
Рта не раскрывать - никто и не вспомнит, кто тут сидел, да что слушал. Вот и про артельщиков моих рассказали: объявилось на заправке новое братство, пока без места, братья Огнёвы, восемь человек, подряжаются на разные работы, лесные и полевые, по запросу, вроде аккуратные и старательные, кто-то нанимал уже, жалоб нет. А за заправкой и почту помянули, что курьерская служба там не полностью набрана, а ни вдов молодых, ни сирот-бесприданниц больше нет, одна Нежата Речникова была, вот, работает, а из семейных не пойдет никто, да какая ж семья в здравом уме свою кровиночку на такое толкнет, это же надо вовсе сердца не иметь, на заправке и то лучше. А курьеры, которые были, все истратились. С одной летом авария сделалась, она не ездит, на почте сидит, другая с дальним поручением поехала и не вернулась, а третья возьми да замуж выйди, причем не молоденькая уже, чуть не тридцать ей уже было-то, что ее понесло, поди пойми. И получается, что ездят сейчас Нежата и Тарья, а больше некому. Есть две, а положено шесть, вот так, и брать неоткуда, ни монастырь, ни сестринство своих не отдаст, а непристроенных нету. Парней набрать? Ну ты еще за прялки предложи посадить их. Или вот еще спицы в руки дать, пускай носки вяжут, самое мужское дело. Да не смеши ты, бога ради, будто не понимаешь. Бабье тело богом так приспособлено, чтобы все дельное у бабы было между коленями, а мужик сделан так, чтобы у него все дельное было в руках, ну куда мужику на мотоциклетное седло? ни скорости, ни верткости, ни точности, не езда, а один позор. Так же как и бабе за баранкой делать нечего. Городские-то коляски дело другое, не ровняй, в них козу посади, так и она поедет. А большая дорожная машина - для мужика, равно как мотоцикл - бабский транспорт, и не о чем тут говорить... веселые, в общем, разговоры, а я сижу, знай петли провязываю да спицы меняю. И тут как раз Тарья входит - день добрый, говорит, мне бы хозяина, или счетных кого. Счетный тут же сидит в журнал кропает, голову приподнял - счетный, говорит, здесь, что Вам интересно. Тарья к нему идет, прямо в шкуре своей курьерской, даже ворот не расстегнула, видно, намерзлась за день-то, а он едва к середине подошел, и из ташки на ходу достает купчую опись и чек - извольте отпустить, говорит, согласно описи, и внести в чек сумму. Обчество и примолкло.
Счетный в опись глянул - позволь, говорит, но тут же пешком версты не будет. А Тарья только плечом в ответ повела: если цену платят за курьерскую доставку, значит, им так лучше. Счетный ей кивнул - ну да, говорит, оно конечно так, но только есть в этом что-то странное. И к обчеству обращается - люди, говорит, тут из чумной стражи есть кто? или позвать можете? Ну, делать нечего, подняла я голову от спиц - ну, говорю, я из чумной стражи. Счетный мне - а будьте любезны плечико предъявить, для верности. Ну предъявить так предъявить, мне-то что - извольте, говорю, смотрите - с тем шнурок распустила и все, что на мне было навернуто, с плеча спустила. А он с лупой подошел - скарификаты некрупные же сами по себе, да и сглаживаются со временем. Ну, посмотрел мне на плечо-то в лупу, ага, говорит, вижу скарификат, подлинный и по срокам годный, а рядом это что у вас такое, сударыня, за меточка, я такую не видал. Я ему - эта вакцина уже не используется, ее в войну прививали. Он лупу-то опустил, в лицо мне глянул - тяжелая? я плечом повела, всю кучу одежды натягивая обратно - да не, не очень, гадкая в меру, архангельская трудней. Тем временем Тарья мешки как раз увязала в стандартный баул курьерский - я говорит, готова, можно ехать. Я поежилась - слушай, говорю, может я сама добегу, только дом укажи. Она только головой крутит - нет, адресов много, ждать некогда... Ой, светы ясны, снеги белы, где же вы потерялись, жизнь моя отчаянная беспросветная... вторым седоком на курьерском мотоцикле, да боком, потому что в юбке, хоть и пути было на четверть малой дольки, но вылететь можно каждую секундочку, а земля схватилась уже. И оттого становятся эти четверть дольки безразмерными и бесконечными, ну да ничего, доехали. Смотрю я - а приехали-то не куда-нибудь, а к Всеславе Викентьевне, и встречают нас у ворот молодец и при нем три белые собачки размером с телка, я на них посмотрела, пригляделась - ой, говорю, я таких песиков знаю, московская сторожевая порода, правильно? молодец мне покивал - верно, говорит, а кто вы такая и зачем с курьером прибыли? Здравствуйте, говорю, я из чумной стражи, меня сюда общество направило, проверить, все ли в порядке. Молодец и помрачнел - нет, говорит, не все в порядке, но чумная стража здесь помочь ничем не может. Я руками развела - верю, говорю, но отвечать перед обществом, а если что, то и перед волостью тоже, я буду не с ваших, сударь, слов, а лично, так что позвольте пройти. Он и подвинулся, и собак придержал. Так-то они не злые, просто строгие: если у них человеку доверия нет, повалят, лапой придержат и будешь так лежать, пока ее не отзовут, еще если послушает, а на дворе не май месяц. С другой стороны, и с чумной стражей не забалуешь: если я до вечера отчет обществу не предоставлю, уже впятером пойдут другие-то, и с полицией. В дом прошли мы - а там тишина, ну да Всеслава Викентьевна никогда не любила много народу на дворе. Без охраны никак, библиотека же у нее в усадьбе прямо, и там томики есть не из дешевых, за некоторые можно если не Горыныча, так Муромца точно прикупить, причем в полной комплектации - но и тут народу много не занято: собак три-четыре в смене, а молодцов двое, а то и один. А из остальных только девушка-горничная, еще разнорабочая и на кухне кто-то, у которого ключи и амбарные книги, вот и все население, кроме хозяйки. По дому пошли - зала, понятное дело, пустая, раз продуктовый заказ курьер везет, ну да Тарья сразу на кухню и пошла с расчетами. А я за ней увязалась. В кухне нас встретил хмурый дядька чуть постарше меня, и на дверь он зыркнул, как мы входили, так, что были б над дверью пауки - так и они б попадали, настолько мрачный вид у него. А увидел меня - и лицом обмяк сразу. А обратился к Тарье. Ой, говорит, догадалась, привезла лекарку, спасибо тебе. И мне - ни здрасьте, ни имени-отчества - сразу к сути перешел, видимо, припекла его та суть по самое больше не надо. Говорит - уже не знаю, чем и кормить, травится только что не водой. Овсянку сварил - так и та не пошла. Ну я тоже рассусоливать не стала - а еще, говорю, чем обнадежишь, вали уж сразу все сюда, полной кучей-то оно понятнее.
Он вздохнул, к столу присел - колени болят у нее. И плечи тоже. Палочку я ей вырезал, хорошую, ореховую, но когда плечи болят, опереться-то тоже никак, вот и не ходит она. Ну точнее как не ходит - ходить не ходит, но и не лежит. То пишет, то вышивать пытается, то в библиотеке сидит, а то привалится где придется и от боли плачет. Поплачет, встанет и опять ползает. Ложку роняет, а библиотеку всю уже перебрала. А есть не может, от всего мутит ее, а не мутит так тошнит. Ага, говорю, ну, пойдем смотреть. И пошли мы смотреть. Хозяйку нашли в кабинете на диване, в позе брошенной тряпки, без кровинки в лице, с глазами, распахнутыми во всю небесну ширь и с закушенной губой. Я, чтоб вопросов не было сразу и отрекомендовалась - доброго дня говорю, чумная стража. У ней из глаз даже боль ушла и смехом взгляд плеснул. Вовремя, говорит, матушка, ничего не скажешь. Не сочти за труд, подай мне воду, а то я пойти-то за ней пошла, да как-то не дошла. Я со стола взяла графин, налила в стакан, напоила ее осторожно, мужика с кухни за пуговицу поймала и говорю - значит так, сейчас бежи бегом на мой двор, на выселки за Новую, двор приметный, у забора черемуха торчит, не перепутаешь, войдешь в горню, там над печкой полка, на ней от края справа второй туес, весь его бери и волоки сюда, будем поправлять вашу беду.
Он и побежал. Туес мой, однако, прибыл раньше него, привезла его Нежата. Тарья как раз закончила разгружать баул, а было там прилично, без четверти пуд, и с отрезанной частью купчей ведомости пришла за подписью. А у хозяйки и руки не держат, так что пока она собиралась роспись поставить, туес уже прибыл и на столе разместился. Нежата с Тарьей поручкались, переглянулись, Нежата говорит - ну я поехала? Тарья ей - ага, езжай, меня не ждите, я еще половину не развезла. Нежата ей - тогда давай мне половину от твоей половины, неустойки дороже выдут, Тарья поежилась - не, половину не дам, треть забирай. Нежата помолчала, бровью двинула - как хочешь, говорит. Пакеты взяла, галки на обертках, где надо, поставила и вышла. И только мотор ее слышно перестало быть, как мужик пришел. Во, говорит, раньше меня прибыл туес-то. Я ему - да уж вижу. Иди с ним на кухню, я к тебе сейчас приду. Сама барыню за руку взяла, где надо, прижала - расписывайтесь, говорю, у вас на это есть три минуты, потом опять заболит. Она с духом собралась, завитушки все свои нарисовала, и опять упала. Эк вас, говорю, кто ж вас так морозил-то и где. Она попыталась плечом пожать, да не очень вышло, я движение скорее угадала, чем увидела - в Смольном институте, конечно, говорит, где же еще. Меня от удивления чуть к полу не приморозило. Всеслава Викентьевна, говорю, но это же было столько лет назад, вы с тех пор уже не только мать, но и бабушка, не только жена, но и вдова, неужели за все это время вы так и не можете отличить, тепло вам или холодно? она мне улыбается так, насколько может, растеряно и бледненько - нет, говорит, так и не умею. Дети в городе, внук и внучка вообще в Петербурге, дом топить не для кого, а для себя я забываю, только в читальные дни с утра говорю протопить. Ага, говорю, я сейчас расскажу, как лекарство для вас готовить, и вернусь, договорим.
На кухню пришла - смотрю, мужик-то туес открыл и так с подозрением внутрь него смотрит. Я ему смеюсь - что, дядька, не узнал или не видал? Он плечами пожал - да может и видал, но я по лесам-то только по грибы и ягоды ходок, я же повар, в городе в ресторане портовом работал пятнадцать лет, и потом по заправочным станциям на жилых этажах* еще больше десяти, съедобное-то распознаю, а остальное от случая к случаю. А, говорю, ну вот, знакомься, это декоп, он же сабельник, от вашей беды решение. Дай мне посудину, я тебе отсыплю половину, до зимы хватит вам, летом ко мне придешь, пойдем его добывать, одной зимой тут не обойдется. Вот слушай. Сейчас наваришь кипятка, засыплешь корешки в корчажку не широкую, так, чтобы дно покрыть на два пальца, и зальешь кипятком, укутаешь после и так два часа продержи. Пить ей давай теплым, перед едой за полдольки, по полстакана, и раньше чем через полдольки, кушать не подавай. Делай так до тепла, пока полный лист не развернется, потом можешь перестать до первых звезд*, а после первых звезд придешь ко мне на двор, свожу тебя по новый сабельник на болота, и снова будешь такое лекарство ей готовить всю осень, зиму и полвесны, а если год холодный будет, то и не прерываясь.
С тем ему в жестянку большую из-под чая насыпала половину из туеса, остальное забрала и пошла опять к Всеславе Викентьевне, с ней сидеть. Пока настой два часа упаривался, она меня обо всем расспросила - и откуда я родом, и кто такая, и как меня в Новую занесло, и когда Арьяну проводили, и как я с контузией одна живу. А как мужик настой-то принес в стакане и снова на кухню убрался, она отпила - странно, говорит, вкуса нет совсем. Я ей киваю - это так и должно быть, это так всегда бывает, когда свою траву пьешь, нужную, а как вкус появился, надо слушать нравится ли, и если не нравится, то пить больше не надо. Она эти полстакана слизнула и не заметила, крутит стакан-то пустой в руке и поставить не хочет - еще бы, от настоя нагрелся, а у нее все кости и все жилочки проморожены, и не захочешь, да руки не отпустят.... Она и говорит - ну хорошо, Есения, лекарство, допустим, я пить буду, но вы же говорите, что одним лекарством дела не поправить, а следить за теплом в доме я не могу и не умею. Я лицо посерьезнее сделала так... Всеслава Викентьевна, вы, говорю, не поверите, но я когда к вам через дом шла, я там такую большую комнату видела... для танцев в самый раз, заодно и повод протопить. Она как засмеется - смотрю, слегчало ей, и правда, зацепился корешок за косточки. Попрощалась с ней, через кухню прошла на выход, мужику сказала - иди кушать подай, пока полчаса есть, глядишь, у нее душа и примет что-то. И на мельницу побежала бегом-бегом, пока не темно. Пока бежала, солнце не только за горизонт завалилось, но и свет с собой утащило, еле-еле полоска розовела. Вошла, смотрю - все, кого оставила, уходя, там сидят, ждут. Я вошла, как положено, до счетного стола дошла, и громко так внятно сказала - заразных больных во время посещения не увидела. Клубок со спицами забрала, мешок свой подхватила и домой пошла. Пришла, вижу, печка с утра еще не дотопилась, так я только сидор с плеча скатила, туес на стол поставила, в печку еще полную охапку дров зарядила, спиной к ней села и сижу: намерзлась за день-то и не заметила.
----
* жилые этажи на заправочнх станциях - верхние этажи комплексов, на них расположены жилые помещения, а кроме них "гамалейки" - прививочные кабинеты - и смотровые и манипуляционные кабинеты для минимальной медицинской помощи, а также помещения, занятые под досуговые и образовательные нужды.
* первые звезды в районе Свири становятся видны в десятых числах августа, в это время обычно приходят первые ночные холода
красиво невероятно.
(шепотом) аааа! сабельник. Прошлой зимой. И пока вкусно...
и про сабельник тоже интересно
это я верно понял, что имеется ввиду "сабельник болотный"?
вот только не очень понимаю механизм действия: сосуды или что?
А сабельник мама моя пила. Года три..
Ruta Freiberg, О, любопытно - я правильно понимаю, что кто-то из селян уведомил волостную управу о "подозрительно хворающем" человеке? нет, сидели и ждали, пока вернется представитель чумной стражи, вот если бы она не вернулась - отправили бы нарочного в волость.
И спасибо. Мне очень нравятся твои травяные истории.
У них там недавно чума была, что они так резво вскинулись просто оттого, что кто-то продукты на дом заказал?
Про бабское тело, богом приспособленное к мотоциклу, очень отдельно порадовало)))
Про намерзлась за день я тоже заметила - потому и удивилась, что Есения с Всеславой Викентьевной незнакомы лично
А про "природное предназначение" женщины Лад не в курсе: ему фантазировать на эту тему некогда и нет интереса, он на дороге работает, а эти дорогой пользуются как пассажиры. Дискурс на эту тему такой не только в селе Новом, но это еще всплывет
А почему Тарья отдала только треть? Если курьеров всего двое, то они же должны быть загружены работой по уши, так чего не отдать половину от половины?
Maive, не недолюбливают. Но конкуренцию никуда не денешь, и хотя обе загружены по уши, лишних денег-то не бывает...
У курьеров не бывает или вообще в этой местности? Ну, как Энгельгард писал, что невозможно каждой семье поставить на стол мясо, не хватит урожайности/плодовитости и прочего КПД от вложенного труда. Тут скорее денег мало, или приемлемо?
А у Нежаты дел получается - только успевай крутиться. Интересно, она прививку свою первую уже сделала? И успевает ли ролле учиться у Лада? И не только у Лада? Хочется верить, что потому и успевает по своим адресам, что танцует, но как на самом деле, конечно, хочется узнать.