Всю ночь шла пешком по какой-то загородной местности и по дороге общалась с разной публикой. Из них помню продавщицу в магазине, магазин какой-то невнятный, и кассира на станции железной дороги, причем станцию, сам домик, я видела четко и помню хорошо, а железнодорожное полотно как-то в кадр не попало вообще ни разу - и вот когда записываю, у меня есть сильные сомнения в том, что оно вообще было; что ничуть не мешало тетке продавать билеты. Люди приходили по одному и уезжали тоже по одному, подразумевалось что они при этом садились вроде бы все-таки в вагон. Мне билет нужен не был, я шла пешком, мне было надо дорогу уточнить. Еще была тетенька с почты, и - вдруг неожиданно - знакомые мне старик-возчик и не менее дряхлый конь, на телеге того возчика мне доводилось ездить, когда мне было лет пять самое большее, потом я их уже не видела, на конюшню бегать мне запретили, и я не помню почему.
Во сне и Фирсыч, и Орлик были такими, какими я их помнила, и ехали по своим каким-то делам, а мне они (оба причем) просто подтвердили, что я иду правильно, и я пошла себе дальше.
Потом я вышла к реке - ну не реке, так, речке. Она была вся в тумане несмотря на то, что было не утро. И в реке была вода, я знала что она горькая, но мне надо было ее пить, это было лекарство. я ее зачерпнула в горсточку - и проснулась, конечно же. А так было интересно знать, какая она на вкус...